Ирина Костина - Кавалергардский вальс. Книга вторая

© Ирина Костина, 2021

ISBN 978-5-4474-6732-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

7 ноября 1796 года

Санкт-Петербург

Известно, что толпа любит перемены, и поэтому всякое наступление нового царствования приветствуется в народе радостными манифестациями.

На этот раз всеобщего ликования в Петербурге не было. Особенно в гвардейских полках. Военные любили Екатерину, равно как и она обожала их (ведь именно благодаря гвардейским стараниям, она в 1762 году взошла на престол). Не хватило бы слов, чтобы выразить скорбь, испытанную каждым офицером и каждым солдатом в связи с кончиной императрицы. В полках обливались слезами и заранее ненавидели и опасались всего, что мог сделать Павел.

И он не замедлил оправдать их опасения, начав стремительно уничтожать и переделывать всё, что создавалось и лелеялось Екатериной!

Наутро, проснувшись, горожане не узнали родного Петербурга. Всё переменилось за один день! Императорский двор казался совершенно новым. Весь блеск, вся величавость и важность его вмиг исчезли. Везде появились солдаты с ружьями. Величественные особы, первостепенные чиновники стояли с поникшею головой, неприметные в толпе. Вместо них незнакомые люди приходили, уходили, кричали, распоряжались. Зимний дворец был обращён в кордегардию: всюду слышался стук офицерских сапог и бряцанье шпор.

Чёрно-белые караульные будки прусского образца дополнили ночью обстановку неожиданного для всех события. Российская столица внезапно приняла вид немецкого города, существовавшего два или три века назад.

Павел засунул нос, даже в моду горожан на одежду, запретив круглые шляпы и длинные фраки! По его мнению, это было признаком роскоши. На самом деле, ему претил вид придворных, разодетых по моде, принятой его «распутной матушкой». И он торопился переодеть всех на свой лад, грубо и категорично!!

По приказу императора с самого утра полицейские сновали по улицам, срывали с прохожих круглые шляпы и разрывали их на куски. Срезали полы фраков и сюртуков, не взирая на чины. Даже племянник английского посланника не избег этой участи.

Но более всего Павел жаждал приступить к преобразованию военных структур. Наутро он приказал устроить смотры всем столичным полкам. Сам он принимал смотр одному из главных полков, Измайловскому.

Император, будучи поклонником Фридриха Прусского, нарочно явился в мундире прусского образца: огромная треугольная шляпа со страусовыми перьями, узкий зеленый мундир, перетягивающий его в талии так, что было трудно дышать, белые узкие лосины и высоченные черные сапоги.

Надо заметить, что внешность Павла была далека от совершенства. Он был небольшого роста, курносый, с большим ртом, длинными зубами, толстыми губами, сильно выдающимися вперед челюстями. К тому же он рано облысел, что лишь добавило ему уродства. Голова его была большая, а туловище короткое и неуклюжее. Тем не менее он нарочито старался придать своим движениям достоинство и изящество. Поэтому его походка, манера одеваться и держать себя, – всё выглядело каким-то претенциозным и театральным, напоминающим карикатуру.

Сегодня во время церемониального марша Измайловского полка Павел всячески демонстрировал неудовольствие: ворочал глазами, надувал щёки, пожимал плечами, топал ногой, давая понять, что всё это никуда не годится!! И в конце оскорбительно назвал штандарты полка, прославленные победами в боях, «Екатерининскими юбками!»

Затем ему сообщили, что к городу подошёл Гатчинский полк, который выступил ещё вчера из Гатчины и ожидает командира для торжественного вступления в Петербург. Павел с пренебрежением отвернулся от «измайловцев», пришпорил лошадь и поскакал галопом навстречу любимцам.

На то, как Гатчинский полк вступает в столицу, сбежалось посмотреть полгорода. Горожане глазели на солдат, облачённых в мундиры старого прусского образца, и держались за бока со смеху:

– Милосердный Боже, какие уродливые костюмы! А парики-то! Вот умора!! – раздавалось повсюду.

Вымуштрованные до исступления, «гатчинцы» с каменными лицами, плечом к плечу маршировали к Дворцовой площади. И эта картина напоминала вторжение в город неприятельского нашествия.