Олег Красин - Солнечный ветер. Книга первая. В тени двух богов

– Фаустина, Домиция! – непринужденно поприветствовал Коммод обеих матрон, лениво растягивая слова. – Рад видеть вас на бегах, которые провожу я, как консул. Надеюсь, вам понравилось, несмотря на досадный проигрыш твоего, Фаустина, возницы.

– Вполне! – недовольным голосом произнесла Фаустина. – Впрочем, я уже давно хотела подарить Агаклита моему племяннику. – Она повернулась к Марку. – Ты примешь мой подарок?

– Конечно, тетя! – Марк учтиво, как подобает вежливому юноше, поклонился.

– Что ж, теперь мы будем соперничать с Марком, – расхохотался Цейоний. – Это забавно!

Немного в стороне от господ стояли их возницы Гемин и Агаклит; последний с мрачным видом тер ушибленные при падении места. Марк заметил, как он поглядывал на его мать Домицию, на Фаустину старшую и в его взгляде читалась затаенная дерзость, с какой обычно мужчины смотрят на женщин.

– Агаклит, подойди! – позвал его Цейоний.

Молодой, невысокого роста скуластый грек подошел и легко склонился, изображая почтение.

– Я здесь, господин.

Цейоний приблизился к нему вплотную, с видом знатока ощупал его плечи и руки.

– Послушай, Марк, – спросил он, – раз уж Фаустина дарит Агаклита, не уступишь ли ты мне его? Я заплачу хорошую цену. Тебе ведь возницы не нужны, а я держу конюшни.

– Не наседай, Цейоний. Я еще не оформила дарственную, – не дала ответить Марку Фаустина.

– Что же, как вам угодно, мне не особо он и нужен. Мой Гемин все равно лучший!

Цейоний улыбнулся, но Марк заметил в глазах его злые огоньки. Хотя об избраннике Адриана и шла слава как о тщеславном субъекте, пустом, безобидном и глуповатом, который никому никогда не переходил дорогу, разве что Сервиану и Фуску, но злиться он умел. И это сейчас стало ясно.

Тем временем к консулу подошел его сын Луций. Мальчику было лет пять, но он уже сильно походил на отца – крупный, низколобый, с прямыми бровями, напоминающими вытянутую нитку, которая отделяет маленький лоб от остального лица.

– Луций, сын мой, поздоровайся с Марком и его родственниками, – произнес Цейоний умело погасивший в себе недовольство и опять ставший любезным.

Мальчик в ответ что-то буркнул, застеснявшись.

– Ох, он такой нелюдимый. Его надо учить воспитанию, – посетовал отец. – Может, поможешь нам, Марк? Приходи чаще. Кстати, недавно в Рим приехал модный философ из школы стоиков Аполлоний Халкедонский, и я пригласил его для изучения стоицизма.

– Несомненно, он будет приходить, Цейоний, – ответила Домиция. В течение всего разговора она молчала, испытывая смущение за Фаустину, за ее очевидную грубость, и сейчас своей вежливостью постаралась сгладить повисшую в воздухе неловкость.

– Я буду тебе рад! – еще раз улыбнулся Цейоний и покинул лошадиные стойла в сопровождении ликторов и клиентов, стоявших с почтительным видом в стороне все это время.

Летом по Риму пронеслась нежданная весть о том, что императрица Вибия Сабина внезапно скончалась. Никто не знал отчего. Никаких вестей на это счет не было и оставалось только гадать. Домиция Луцилла печально ходила по дому и, глядя на нее, Марк чувствовал, что наступают нелегкие времена.

Он не знал близко императрицу, видел ее всего несколько раз – во дворце на Палатине, в Большом Цирке и она не производила впечатления больной женщины. Ей было около пятидесяти, еще не возраст для встречи с богами. И вдруг скоропостижная смерть! Теперь исчезла его единственная покровительница при дворе, женщина, которая приблизила Марка к Адриану. По крайней мере, так говорила Домиция.

Принесший эти печальные известия Регин, намекал, что Адриан ее отравил. Якобы, она слишком рьяно защищала интересы Марка и семьи Анниев, и цезарю, решившему сделать ставку на Цейониев, это не понравилось. Но, думалось Марку, такой повод для убийства выглядел не слишком убедительным. Что-то должно быть еще, более важное и существенное, ведь так запросто человека не лишают жизни.

– Марк, ты давно уже не был у Цейониев, – заметила мать, после разговора с прадедом. – Сейчас, из-за смерти уважаемой Сабины, нам надо особенно держаться дружбы с ними. К тому же, Луций приглашал к себе еще на бегах.

И Марк, как послушный сын внял просьбе матери.

Взяв с собой большого, медлительного Антиоха, своего постоянного спутника, он отправился к будущим родственникам. На разговор с Фабией он не особо рассчитывал, ибо девочка, скорее всего, находилась на половине матери. Наверное, они занимались чисто женским занятием – ткали шерстяную ткань или пряли пряжу. А может, изучали философию, как теперь это делают знатные римлянки. Но визит к Луцию Цейонию означал выражение почтения со стороны семьи Анниев, и, конкретно, Марка. Ответственность здесь ложилась именно на его плечи, ведь он был самым молодым членом их семьи. И хотя Марк еще и не обладал должным политическим опытом, но чувствовал, что такой поступок будет верным и он, вырастет в глазах императора Адриана.