Мусагит Хабибуллин - Атилла

– Спокойно ли у нас на границах, визирь? – спросил шахиншах, как только тот устроился на мягком диванчике.

– Белые тюрки, называющие себя кыпчаками, воюют. Похоже, они собираются захватить Кавказ. Сабиры (из их же рода) уже пасут свои стада у границ Иберии и Армении. На границах нашей империи покоя тоже нет, мой повелитель.

Шахиншах Едигер молчал. Да и что он мог сказать, ведь сын из сарматских краёв сообщает то же самое. Да, не стало в мире покоя. Нет его и во дворце. Сановники объединяются с духовными отцами против власти. Жрецов этих давно пора перебить, всех до единого. Но от решительных действий шахиншаха всё время что-то удерживает. Он опасается, как бы под влиянием колдунов этих не взбунтовались дехкане, на которых он полагается. Если поднимутся дехкане, шахиншаху будет плохо, очень плохо. Надо, надо решаться! Но как быть, если даже визирю своему он теперь не доверяет? «Есть ли у тебя другой выход, Едигер?» – спрашивал себя шахиншах.

И всё же выход есть! Есть!

Надо вызвать сына Бахрама, передать ему трон. Пусть хорошенько проучит всех этих смутьянов… Нет, это должен сделать он сам. Но как сказать об этом визирю, который не умеет хранить государственные тайны?! Однако тянуть дольше нельзя. Жрецы поднимут народ – будет поздно. Открыться визирю, как видно, всё же придётся. Если Едигер узнает, что решение его дошло до ушей жрецов, тогда точно станет известно, что визирь – изменник.

– Мой визирь, духовенство, объединившись, похоже, собирается взять страну в свои руки? Они подговаривают народ отобрать добро у богатых и поделить между бедными. Но ведь это безумие, химера, зародившаяся в мозгу какого-то кастрата. Такого не будет никогда!

– Вы правы, шахиншах, – проговорил визирь Михраб, приложив руку к груди.

– Ты посмотри, что делается в Византии. Мы прогнали христиан, а там император Константин принял их веру и ладит с ними, строит им храмы, один роскошней другого. Его славят, возвеличивают. Скажи, кто из иранских правителей был удостоен таких почестей?… Жрецы, что же, задумали расшатать трон Сасанидов?! Так не бывать же этому!

– Потому нам надо опередить заговорщиков и делать что-то, шахиншах.

– Я никогда не соглашусь на равенство, о котором болтают жрецы. Ты слышишь, визирь, никогда! Аллах создал людей неодинаковыми, даже пальцы на руке у человека разные.

– Вы верно говорите, шахиншах. Вот только в Фарузе духовные отцы уже взбаламутили народ. Надо бы усмирить его поскорее.

– Завтра же отправлю туда своих соглядатаев! – воскликнул шахиншах Едигер и, вскочив на ноги, стал взволнованно мерить зал шагами.

– Я всё сделаю, как скажете, мой повелитель.

– Ступай, – сказал шахиншах, а когда старик был уже в дверях, крикнул: – Военачальника ко мне!

Визирь Михраб, кланяясь, удалился. Едигер покосился на писаря, успевает ли тот за ним. Оказалось, писарь, как положено, записывает всё.

Иранские шахиншахи оставили после себя дневники. Каждое слово, произнесённое правителем, каждое его распоряжение заносилось в книгу. Издавна по приказу шахиншахов писарей (и не только их, а всех слуг дворца) осматривали лекари. Люди, прислуживавшие повелителю, обязаны были иметь хорошее здоровье. На работу во дворце их брал сам шахиншах. Как известно, больных и калек ко дворцу близко не подпускали. В древних иранских книгах написано: «Уродство тела ведёт к скудости ума».

Шахиншах посмотрел в окно. Стройный эфиоп с тёмным, отливающим медью телом, ухаживал в саду за цветами. Мускулы так и играли на руках садовника. Вот к нему подошла юная повариха. Эта девушка вместе с семьёй привезена торговцами из степей Турана. Кожа у неё белая, как китайский фарфор, глаза синие, как небо. Каждый раз при встрече с ней шахиншах невольно обращал внимание на необычайно ясные глаза девушки. Однажды Едигер вызвал её и велел помогать писцу. Повариха покачала головой. Во дворце никто не смел возражать правителю, однако девушке шахиншах не сказал ни слова. Только с тех пор стал внимательнее приглядываться к ней. Юная туранка нравилась ему всё больше. Как-то встретив её в саду, он спросил: «Отец твой из какого племени тюрков?» Девушка ответила: «Из племени унуков». Это племя Едигер знал очень хорошо, потому что Бахрам писал ему об этих тюрках. Ведь сын собирается присоединить к сарматам как раз это племя. Если Бахрам справится с его поручением, Едигер тут же, без колебаний уступит ему трон…

Слепя шахиншаха, окно залили лучи заходящего солнца, и шахиншах перестал видеть садовника с туранской красавицей. Он прошёл к обшитому мягким китайским шёлком трону с подлокотниками в виде львов и сел. Вскоре появился военачальник. Ему полагалось слушать правителя стоя. Так он и сделал – подошёл к трону и поклонился. Нарушая дворцовый этикет, Едигер указал ему на сиденье визиря.