Иван Головня - Следы ведут в прошлое

– Единственное, что я определенно знаю, так это то, что никогда не видел этот коньяк в глаза. И не пил, разумеется, – усмехается капитан.

– Это уже кое-что! – не без иронии замечает Улицкий. – Кстати, мне тоже не приходилось лакомиться «Наполеоном».

– Да! – спохватывается Галич. – Один мой одноклассник работает бухгалтером в управлении торговли. Сейчас мы выясним кое-что насчет этого коньяка. – Капитан пересаживается к телефону и через три минуты выдает справку: – В первый и последний раз, да и то в небольшом количестве, этот коньяк продавался в Бережанске два года тому назад. В ресторанах не бывает.

– Не доставляли же этот коньяк для Крячко из Франции! – начинает хмуриться Улицкий. – Возможно, «Наполеон» бывает в других городах?

– В других бывает, – откликается Горейко, прикурив очередную сигарету. – В позапрошлом году мы с женой отдыхали в Сочи, и я видел в одном из ресторанов этого самого «Наполеона». В магазинах же он не продавался.

– Следовательно, – подхватывает Улицкий, – он может быть в ресторанах и других курортных городов: Пицунде, Гагре, Ялте…

– Не исключено, что этот напиток есть в ресторанах Москвы, Ленинграда, Баку, Еревана, Тбилиси… – добавляет Галич.

– В таком случае, – оживляется Улицкий, – следующий вопрос будет таким: каким путем этот коньяк может попасть в Бережанск?

– Скорее всего, железнодорожным, – прикрываясь ладонью от падающего через окно солнечного света, говорит Галич. – По-моему, это самый надежный способ доставки. Особенно, если учесть, что ревизии в вагонах-ресторанах бывают не часто, а у их работников повсюду есть связи.

– А что! – довольно потирает руки следователь. – Похоже, вы, Александр Иванович, попали в самую точку. Значит, вагоны-рестораны… Что ж, придется заняться всеми пассажирскими поездами, которые идут в Бережанск или через него из Москвы, Ленинграда, Киева и…

– … и Одессы, – подсказывает Горейко.

– … и Одессы. Поездов не так уж много, справимся. Начать нужно сегодня же. Думаю, не все еще потеряно.

Молодой сержант вводит в кабинет Марченко и выжидательно смотрит на следователя.

– Товарищ сержант, – подписывая какую-то бумагу, говорит Улицкий, – я освобождаю гражданина Марченко из-под стражи. Получите расписку.

Сержант берет протянутую ему бумагу, внимательно ее читает и, козырнув, молча покидает кабинет.

Галич, отвернувшись к окну, делает вид, что не замечает Марченко. Зато тот узнает здоровилу-оперативника, который задержал его на Тупиковой, и от этого ему становится немного не по себе. Правда, ненадолго. Услышав слова следователя, обращенные к конвоиру, Марченко сперва удивляется столь быстрому освобождению, затем веселеет, и от неприятных воспоминаний не остается и следа.

– Гражданин Марченко, – говорит Улицкий, глядя мимо переминающегося с ноги на ногу мужчины, – вы освобождаетесь из-под стражи. Однако до тех пор, пока не будет закончено дело об убийстве Крячко, вам запрещается покидать пределы Бережанска. Подпишите вот подписку о невыезде.

Трясущейся рукой Марченко ставит свою подпись на пододвинутом к нему листе бумаги и нетерпеливо спрашивает:

– Я могу идти?

– Александр Иванович, – оставив без ответа вопрос Марченко, обращается следователь к продолжающему смотреть в окно Галичу, – вы, помнится, хотели поговорить с Марченко с глазу на глаз?

– Да, – оборачивается капитан. – Всего лишь несколько слов.

– Хорошо. В таком случае я оставляю вас наедине, – говорит Улицкий, направляясь к двери.

Проводив взглядом следователя, Галич поворачивается к Марченко.

– Как жить-то собираемся дальше, Марченко?

– А как я должен жить? – хмыкает Марченко. – Как жил, так и буду жить. А вам-то какое дело до моей жизни?

– Я был у вас вчера дома, – тем же ровным голосом продолжает капитан. – У Вити постоянные головные боли. От недоедания… А самая меньшенькая, Зина, все время плачет. Тоже не от сытости, надо полагать. Дома хоть шаром покати. Жена ходила к соседям одалживать хлеб. А вы, Марченко, и дальше собираетесь жить, как жили…

– Я не заставлял ее рожать столько! – огрызается Марченко.

– Но ведь это ваши дети, Марченко, – рассудительно произносит Галич. Внешне он по-прежнему спокоен. – Все они, думается, появились на свет в результате ваших стараний.

– Ну и что? – криво усмехается Марченко. – Какое мне до них дело? Она же выгнала меня из дому! Пусть и изворачивается сама. А я теперь вольный казак – что хочу, то и делаю.