Иван Головня - Следы ведут в прошлое

Они сворачивают за угол дома, где есть нечто похожее на скверик: небольшая асфальтированная дорожка, по сторонам которой растут кусты дикой розы и стоят две пустующие садовые скамейки.

– Вы еще не поймали его? – осторожно спрашивает Александра Ивановна, после того как они усаживаются на одной из скамеек.

– Кого – его?

– Ну… убийцу Степана Васильевича.

– Пока нет. К сожалению, мы даже не знаем еще, кто убийца.

– Значит, хорошо, что я вас встретила. Знаете… мучит совесть, что не все тогда рассказала.

– Лучше поздно, чем никогда, – замечает Галич.

– Вот именно! – пробует усмехнуться Корецкая и, снова понизив голос чуть ли не до шепота, начинает: – Ну, так вот, слушайте. Было это за день до смерти Крячко. Вечером. Я сидела у раскрытого окна и слышала, как пьяный Марченко грозился в адрес Степана Васильевича. Стучался к нему в окно и ругался – хоть уши затыкай.

– Как вы думаете, из-за чего они могли поссориться?

– Похоже, Степан Васильевич не пустил Марченко к себе. А может, не дал чего-то ему… Когда Марченко пьян, его речь становится бессвязной, малопонятной.

– И все же, что говорил Марченко?

– Грозился. «Я до тебя, жмота, доберусь еще! – кричал. – Задавлю как козявку! И не пикнешь у меня! Попадись только мне в руки! Ишь, алкашом обзывается! А сам-то ты кто? Погоди, я еще припомню тебе сегодняшний день!» Ну и слова там еще всякие… непотребные…

Корецкая умолкает и, вся как-то сжавшись, тихо добавляет:

– Вы знаете, я боюсь.

– Кого? – удивляется Галич.

– Как кого? Марченко, конечно! Что ему стоит сделать со мною то же самое, что он сделал со Степаном Васильевичем. Достаточно, чтобы он узнал о нашем с вами разговоре…

– Александра Ивановна! – укоризненно качает головой Галич. – Неужели вы думаете, что в милиции работают болтуны? Так вы хотите сказать, что Степана Васильевича удавил Марченко?

– А то кто же? – сделав большие глаза, громким шепотом восклицает старушка. Она даже розовеет от волнения. – Вы слушайте дальше! Было это в субботу. В тот вечер я сидела на балконе. Ах, да! – я уже рассказывала вам об этом в прошлый раз… Но я не сказала, что Марченко не сразу ушел из дому. Перед тем как уйти, подошел к окну Крячко и заглянул в него. Наверное, с минуту топтался под окном. Затем вернулся в дом. Минут пять его не было. Потом снова вышел и подался куда-то, на ночь глядя.

– Вы не обратили внимания: в квартире Крячко горел свет?

– Сейчас вспомню… – морщит личико Корецкая. – Окно Степана Васильевича… светилось. Точно, светилось! Это я хорошо помню. А вот перед тем, как должен был выйти Марченко, свет погас.

– Большое вам спасибо, Александра Ивановна! – проникновенно говорит Галич. – Все, что вы рассказали мне, очень важно.

– Не за что! – смущенно отзывается старушка. Ей явно не по себе, что не рассказала обо всем сразу. – Только вы уж смотрите – о нашем разговоре никому ни слова…

Галич успокаивает старую учительницу и возвращается в магазин за Грином. К счастью, двухтомник не успели распродать. Выйдя из магазина, капитан не удерживается, чтобы не полистать книгу.

Удар в левое бедро оказывается настолько неожиданным и сильным, что Галич, потеряв равновесие и нелепо взмахнув руками, падает на тротуар и растягивается во весь свой длинный рост. Одна из книг каким-то чудом остается в руках, а другая летит далеко вперед и, упав, раскрывается веером.

Галич быстро вскакивает на ноги и осматривается. Сбившие его «жигули» уже далеко и, по всей видимости, не собираются останавливаться. Задний номер машины настолько забрызган грязью, что разобрать его совершенно невозможно. Не проходит и минуты, как «жигули» скрываются за поворотом.

– И куда только милиция смотрит! – подавая пострадавшему книгу, с неподдельным возмущением восклицает тощий старичок в серой полотняной рубахе навыпуск.

Несмотря на тупую боль в бедре, сердитая реплика в адрес милиции вызывает у Галича невольную усмешку. Старичок ничего этого не замечает, а потому и дальше продолжает тем же сердитым тоном:

– Гоняют, как сумасшедшие, и нет на них никакой управы. Того и гляди – если не убьют, то сделают калекой.

– Вы номер машины не заметили? – спрашивает на всякий случай капитан.

– Как же его заметишь, если он заляпан грязью? – так и клокочет благородным гневом старичок. – Этих шоферов всех подряд судить надо! А с ними цацкаются… Развели тут, понимаешь, сопливый гуманизм…

– Рассказ пенсионерки в корне меняет всю ситуацию, – выслушав Галича, заключает Горейко. Но тут же спохватывается: – Хотя, постой! Как же она могла видеть, что Марченко заходил именно к Крячко, если сидела на балконе? Он мог ведь вернуться и к себе. Что ты на это скажешь?