Валентин Пронин - Полет орла

– Давно ль стал ты пленных-то брать? – Ермолов укоризненно покачал головой. – Знаю ведь о твоей чрезмерной жестокосердости… и не одобряю ее.

Фигнер хладнокровно пожал плечами.

Ермолову рассказывали, как при отступлении из-под Смоленска Фигнер увидел разоренную сельскую церковь, а в ней трупы священника и замученных озверевшими мародерами малолетних девочек. В присутствии своих солдат Фигнер поклялся мстить врагам без снисхождения и пощады. И обет свой нарушал очень редко.

– Совместно с Александром Самойловичем мы рассеяли конвой обоза, шедшего из Москвы, – докладывал, в свою очередь, Сеславин; в отличие от Фигнера на нем был аккуратно пригнанный по фигуре, конноартиллерийский гардейский мундир с черным воротником и красной выпушкой. Собираясь к начальнику штаба, Сеславин прикрепил на грудь ордена: Анны II степени и Владимира IV степени. Он поминутно поправлял иностранный (мальтийский) крест под воротником, жалованный ему в юности еще императором Павлом. Чувствовалось, что Сеславин человек горячий и мнительный, а потому казалось, будто он смущается устремленных на него глаз и особенно – тяжелого, пристального взгляда Ермолова.

– Пленный подтвердил присутствие неприятельских колонн на Боровской дороге…

– Где же пленный-то ваш? – хмурясь, спросил Ермолов. – Надо показать его Михаилу Илларионовичу.

Сеславин с некоторой досадой указал на невозмутимого Фигнера:

– Да вот Александр Самойлович приказал…

– Эк его! Ну так добывайте мне теперь верные сведения. И немедля. На сей раз разойдитесь. Речку Нару (Ермолов ткнул в карту) должно перейти ночью, не привлекая неприятеля. Изловчитесь узнать: что за колонны движутся по Боровской дороге. Сие есть задача первостепенная.

Отпустив партизан, Ермолов поспешил к главнокомандующему. Кутузов встревожился. Он приказал генералу Дохтурову вести к селу Фоминскому 6-й пехотный корпус с предписанием завязать бой.

Тою же ночью Фигнер трижды пытался перейти Нару, но всякий раз натыкался на засады, был обстрелян и, проклиная свалившееся на него невезение, повернул назад.

Брезжил рассвет. Над лугами стелился рыхлый туман. Сеславин зорко всматривался за реку в белесую мглу, но тишина, не нарушаемая ничем, кроме теньканья синицы, успокоила его. Он приказал перейти речку, ведя коней в поводу.

На рысях миновали желтые перелески, лощины, заросшие ольшаником, просторные поляны с поникшей травой. Чем дальше – тем ехали осторожней, сдерживая разгоряченных коней. Остановились перед матерым лесом, за которым пролегала Боровская дорога.

– Дальше я один разведаю, – сказал Сеславин штаб-ротмистру Алферову.

– Да как же, Александр Никитич! А вдруг что-нибудь такое?

– И впрямь, ваше благородие, – вмешался бородатый казачий старшина. – Взяли бы полусотню, мигом бы доскакали…

– Нельзя, братцы. Шуму наделаем, всполошим всю округу. А коли у француза дозор?.. Словом, ежели часа через четыре меня не будет, возвращайтесь в главную квартиру. Скажете генералу.

Сеславин спешился, снял шинель, отцепил саблю, передал вестовому и, положив за пазуху пистолет, скрылся в лесу.

Бледный свет скользил по верхушкам сосен, по белым стволам берез. Роняя листву, испуганно вздрагивали осины. Внезапно, под косым лучом проглянувшего солнца, высвечивали медью дубы. Туман исчез, но утро не разгоралось. Будто сырая ветошь, по небу расползались тучи, и солнце пряталось, предвещая дождь.

Сеславин шел с осторожностью охотника, задумавшего выследить опасного, затаившегося где-то зверя. Иногда он наклонялся, подносил к губам горстку брусники и напряженно вслушивался. Перестук дятлов, шелест редеющего леса, запах грибной прели невольно пробуждали воспоминания далекой, безоблачной и мирной поры. Обманчивый покой не усыплял бдительности разведчика, но рядом с важной, настойчиво побуждающей его мыслью выплывали милые видения детства: скромный отцовский дом и приветливо кивающие ему лица матери Агапии Петровны, отца Никиты Степановича, братьев, сестер…

Внезапно воспоминания словно оборвались и исчезли. Издали послышался скрип повозок, всхрапывание, фырканье лошадей, мерный маршевый шаг солдат. Шаг неторопливый, но слаженный привычной ходьбой.

Сеславин верно рассчитал, что выйдет к этому отрезку пути, который версты четыре тянется до Фоминского и сворачивает на Боровск, но встретиться с маршевой колонной противника не ожидал. Он обернулся, зорко посмотрел во все стороны, стараясь предугадать любую случайность. Группа солдат могла отделиться от основного строя и прочесать лес вдоль дороги. Не исключено было и столкновение с двумя-тремя отставшими от колонны ротозеями. К счастью, лес здесь старый, замшелый: деревья стоят тесно; падая, образуют завалы, а лоза с орешником заплели прогалы и тропы.