Андрей Шитяков - Восход Хепри

Рассветный ветер колыхал тростники, изящные лани и грузные крестьянские буйволы подходили к водопою.

Стая уток выпорхнула из тростников, виною тому были три рыбачьи лодки, выкатившиеся в воды Хапи из небольшого канала. Тотчас же, из бойницы стрелковой площадки на корме «Звезды Обеих Земель» вылетела стрела, и, оставив дымный след, попала у берега в прибрежный ил, так, что лишь оперение торчало из воды. На надстройке запела труба, заставившая рыбаков поклониться, приветствуя Тути-Мосе. По правую сторону показались зеленеющие крестьянские поля, вскоре сменившиеся пальмовыми рощами. Эта местность была довольно безлюдна, но полна зелени и живности, и Ипи нравилось смотреть на оба берега, на воду, играющую лучами Светила.

Белая сова, подобно тени, пролетела над головою Хранителя. Странный знак — к чему бы Вестнице Нейти лететь над водами в такое время, когда Ра уже высоко. Тути-Мосе тоже проводил птицу взглядом.

Но, внезапно, тень Небесного Хапи закрыла диск Ра. Ипи-Ра-Нефер привстал, смотря за корму, в сторону Уасита, вроде бы, после пятого канала ещё должны быть видны золотые навершия Великих Обелисков, если только и Уасит не скрыла небесная тень. Ипи чувствовал… Он чувствовал боль царственной сестры, передающуюся ему и даже небу, внезапно закрывшемуся пеленою теченья Небесного Хапи. Чувствовал. Но ничего не мог сделать.

— Странно, Ипи, сейчас не сезон, в месяц Хатор небо должно быть безоблачным? — Тути-Мосе оглянулся, проследив взгляд Ипи, затем окликнул Верховного Хранителя, — Брат мой, Ипи-Ра-Нефер, слышишь ли ты меня?

— Оставь, мой царственный брат, мне, похоже, нездоровится, — у Ипи и вправду закружилась голова — либо от напряжения, либо от его раздумий, а, может, жар Великого Ра оказался для него не слишком ласковым, — мне напекло голову, мой Фараон, на тёмные волосы нужен хотя бы белёный парик, если не хочешь отягощать свою голову бронзой шлема. Я выпью вина и вздремну, да и ты, — Ипи указал на Великий Диск — тоже будь осторожен.

— Свет Великого Ра не при чём, достойный Ипи! Ты опечален, и я чувствую это. Ты грустишь о своей сестре и о своей наречённой. Так что же? Я тоже надолго покидаю тех, кто любим, — Тути-Мосе улыбнулся, встряхнув Ипи за плечо.

— Ты прав, Тути-Мосе, да будет жизнь твоя вечной, — Ипи-Ра-Нефер отстранил руку Наследника, — но это не моя грусть. Это грусть Мерит. Я чувствую её, и мне трудно совладать с собою.

— Так развеем нашу печаль так, как подобает воинам, Ипи, приказать принести деревянные мечи или используем наши луки? — Наследник, было, снял лук со своей спины, но Хранитель остановил его:

— Мне помнится, достойнейший Тути-Мосе, ты сомневался в том, будет ли бронза столь же гибкой, как кость слона или бегемота? — Ипи-Ра-Нефер хитро прищурился, — я уже испытывал свой осадный лук, из тех, которые мы взяли с собою для твоей новой ладьи, не угодно ли тебе увидеть в действии это оружие, Фараон?

— И где теперь твоя печаль, Ипи? — Тути-Мосе усмехнулся и крикнул воинам, — несите осадный лук на палубу! Да не тот! — Фараон уточнил, видя, что воины бросились к надстройке, — новые, большие, которые мы загрузили на ладью!

Несколько воинов, вместе с подносчиками стрел с трудом вынесли из трюма парадной ладьи Наследника громоздкий, шириной в семь локтей, лук, и с трудом установили его поперёк палубы, водрузив бронзовый шкворень лука в отверстие на большой пальмовой плашке. Подносчики снова нырнули в трюм, появившись с необычно длинными стрелами, более похожими оперённую пику воина. Ипи-Ра-Нефер, не медля, подбежал к оружию, взявшись за длинный рычаг, и, приказав воинам знаком помочь ему. Толстая льняная тетива напряглась, бронзовые пластины изогнулись, и прочные плечи медленно отошли. Ипи вынул рычаг, бросив на палубу, схватил стрелу, уложил её и поджёг длинной лучинкой пропитанный смолой и красной солью льняной фитиль, торчащий из толстой медной трубки, запечатанной глиной и закреплённой у наконечника. Хранитель выстрелил, почти не целясь, бронза запела, и тяжёлое оружие подпрыгнуло, едва выбросив стрелу. Через несколько мгновений пальма на восточном берегу, отстоящая от ладьи на три-четыре сотни шагов, вспыхнула посередине, огонь быстро пополз вниз, — фитиль поджёг смолу или кровь Геба проваренную с горючей солью.

— Воздам хвалу твоему разуму, достойнейший Ипи-Ра-Нефер! — Тути-Мосе подошёл к Верховному Хранителю, осматривая новое оружие, изредка поглядывая на пальму, охваченную пламенем, — эти луки много мощнее и точнее старых, а так же, бьют дальше. Да и неугасимого огня в медной или глиняной трубке может хватить, чтобы сжечь любую ладью.