Андрей Шитяков - XXI каменный век

Уже немолодой, но статный офицер в голубой форме полковника авиации, разменяв пятисотку, купил на рынке у станции букет странных, как бы пластмассовых, роз, причём идея купить «мёртвые цветы» принадлежала продавцу. Сергеев просто попросил, чтобы дольше стояли, а продавец-кавказец сказал: «Да ых хоть на кладбыше стаф!» Это решило дело.

Станция метро «Каховская», подобно гомеровской Харибде, всасывала в себя уже не сотни, а десятки людей на излёте «часа пик». Он купил магнитную карту и на минуту забалдел от сладковатого запаха резины эскалаторов и поручней и смазки Московского Метрополитена, но очнулся. Пропустил пару переполненных грохочущих составов. Ждал третий. На одном из рельсов метро сидела крыса.

— Метровая крыса, — подумал вслух. — Как в «Московском извращенце» пишут.

— Какая же она метровая? — возразил мужчина средних лет. — Крыса как крыса.

— В метро живёт — значит метровая! — безапелляционно ответил полковник, рассмешив всех пассажиров на станции, кроме себя. Крыса соскочила с рельса и скрылась — приближался состав.

Сергеев трясся в вагоне, держась за поручень рукой, в которой был пакет с чем-то тяжёлым, левой же рукой держал букет мёртвых голландских роз. Посадки, высадки, пересадки — метрополитену не нужно было выдумывать чудовищ: он сам был чудовищем, где расстояния, направления, даже свет исчезали — оставалось только Время. Но и время было замкнуто само на себя, как Кольцевая линия — метро было чудовищным гибридом паука и змеи, заглатывающей свой хвост, выталкивающим человеческую массу, протоплазму на поверхность через колонные залы «сталинских» станций, похожих на древние гробницы. Станция, на которой выходил он, была глубокого заложения, тоннель эскалатора сужался, сходил на нет в светящуюся точку. Вниз и вверх, навстречу друг другу, перемещались неподвижные люди, в свете «дневных» ламп похожие на мертвецов. Всё было почти так, как описывают «возвращенцы» после клинической смерти. И это было очень логично. Чем выше он продвигался к призрачному свету, тем ближе был к Смерти — его целью было именно кладбище. Ровно пятнадцать лет назад Владимир совершил свой последний боевой вылет в Афгане.

Место, куда шёл Владимир, неофициально называлось «Аллеей Афганцев». Вдоль небольшой, покрытой плиткой дорожки уже успели вырасти пятнадцатиметровые тополя. Вдоль стояли скамеечки, а в конце — стела с именами погибших, под нею — бронзовая доска с вытравленными на ней именами героев. Владимир никогда не смотрел на стелу: ведь там — за каждой буквой, датой, чертой — боль, неизбывная и невозвратная. А скольких из них он знал?..

На минуту Сергеев задумался — на чью же могилу возложить мёртвые розы? На чью, Господи, как же их много!

Внезапно Владимира окликнул пропитый стариковский голос.

— Что нужно, папаша? — спросил Владимир, но ответ бродяги, которого он принял за старика, заставил Сергеева содрогнуться.

— Какой я те папаша!? Товарищ капитан, уже до полковника дослужился, а Васька Порошина не узнал?

Сергееву едва исполнилось 42, а ведь Порошин был моложе его всего лет на пять!.. Владимир смотрел сквозь сморщенную фигуру Василия, думая вслух:

— Водка — нет, не водка — жизнь сломала, предательства… Одно за одним…

— А водка не помешает — в пакете-то она?

— Она самая, выпьем на пару, только вот эти — если их можно назвать розами, поставлю у стелы…

Пластиковые стаканы быстро пустели, пока не опустела и сама бутылка. Они ни о ком не вспоминали. Просто пили за упокой. За всех.

Домой Сергеев возвращался подавленным. Как, как и что могло настолько сломить бравого бойца, который, казалось, шёл Смерти навстречу, и, как говорили солдаты, «валил духов пачками»? Сергеев счёл бестактным спрашивать Василия о причинах его падения, во многом он винил и себя.

Придя домой, Владимир попытался хотя бы как-то отвлечься от тяжёлых мыслей, хотя бы как-то…

Старый пожелтевший листок. Серо-чёрные разводы «Рэма» — 15 лет назад в Союзе не было ксероксов. На одной стороне непонятные письмена — изображения птиц, рыб, людей, геометрические фигуры — древнейшая египетская иероглифика. На другой — отрэмленный перевод, набитый на печатной машинке профессором археологии Василевским. Владимир достал его из «Курьера ЮНЕСКО» 1987 года. Затем, вынул дюралевую коробочку, в которой хранил бесценный подарок Василевского — кусочек полусгнившего дерева, которому было более чем 7 000 лет.