Михаил Орлов - Два эпизода из жизни стихоплета и повесы Франсуа Вийона

К тому времени Иоганн Гутенберг уже изобрел книгопечатание [14] В 1452–1455 гг. Иоганн Гуттенберг (между 1397 и 1400–1468) издал первую печатную Библию. , но оно еще не вошло в широкий обиход, потому лебединые, соколиные и вороньи перья переписчиков вовсю скрипели по листам бумаги, кормя тех, кто владел этим мастерством. Франсуа, как и каждый принадлежащий к славной корпорации университета, нуждался в средствах и, когда удавалось подработать, не отказывался от подвернувшегося заработка. Деньги были средством достижения независимости и в некоторой степени вольнодумства, которое довольно близко примыкало к еретичеству, потому об этом благоразумно помалкивали…

«Что бы ни утверждали ханжи и святоши, а несколько полновесных серебряных экю придавали даже последнему оборванцу смелость и уверенность в себе», – самодовольно размышлял Франсуа, распахивая дверь харчевни «Бык в короне».

Сводчатый общий зал оказался полупуст, было слишком рано для шумных застолий. Горожане пока трудились, зарабатывая на хлеб насущный – с выпивкой. Расслабиться днем могли лишь бездельники и отпетые гуляки, которым все нипочем, да отпрыски знатных фамилий или богатых негоциантов, к которым деньги текли без усилий с их стороны.

Огонь в очаге еле тлел. Несколько беспутных школяров, пренебрегших лекциями седобородых профессоров, расположились за длинным, крепко сколоченным столом. Они неторопливо потягивали из глиняных кружек вино, обмениваясь ничего не значащими фразами; цирковой жонглер в цветастом коротком полукафтане дремал в углу, привалившись в стене, а смазливая потаскушка Марион-Карга, сидя на коленях рослого румяного монаха-картезианца, шаловливо грозила ему розовым пальчиком, повизгивая тогда, когда тот в порыве страсти слишком сильно щипал ее за пухлый бочок.

Брат во Христе был нетерпелив и темпераментен, что и понятно – целибат [15] Целибат – безбрачие католического духовенства. делал из монахов скотов. Иногда они выкидывали такие фокусы, что их непросто описать. Недаром секретари епископских судов часто вместо описания деяний нарушителей христианских заповедей ограничивались многоточиями или прочерками, из-за чего оставалось неясным, за что, в самом деле, судили провинившегося клирика.

– Сперва, дружок, угости меня хорошенько. Только потом ты можешь рассчитывать на мои ласки, но не так быстро, как тебе хочется. Если тебя это не устраивает, то вольному воля, а я найду другого… – закатывая глаза, заявила красотка Марион-Карга, щекоча ухажеру подбородок, словно это не инок, а какой-нибудь котище, который тихо мурлычет, развалясь на суконной подстилке, ибо ему незачем ловить мышей. Пищу и так принесут и положат перед ним, стоит только подать голос, да повизгливей.

Распаленный видом форм своей подружки и островатым запахом ее тела, монах угощал ее всем, что приходило ей на ум и имелось в харчевне. Не жалея средств картезианского ордена, о растрате которых рано или поздно станет известна капитулу и тогда настанет судный день. Он не думал раньше срока о том, ведь человеческая жизнь и так скоротечна. К чему заглядывать в будущее раньше срока? В конце концов, пропадать – так за дело, а не по глупости…

Время от времени красотка шептала ухажеру что-то на ухо, от чего тот застенчиво, даже стыдливо опускал глаза и краснел. Он лишь недавно перебрался в Париж из провинции и не привык к здешнему лексикону со странными, малопонятными оборотами речи, которые пускали иногда в ход балованные столичные особы.

Хозяин харчевни, коротышка и крепыш с атлетической фигурой молотобойца, с завистью поглядывал на соседку монаха-картезианца, не замечая злобных взглядов своей сухопарой, будто провяленной на солнце женушки. Та, в свою очередь, все сильнее и сильнее хмурилась, наливаясь желчью и копя в душе справедливое негодование. Ничего, ночью, когда они останутся одни, она покажет ему, как надлежит смотреть на чужих баб. Именно на ее приданое приобрели когда-то «Быка в короне» и он выбился в люди. Муженек, простофиля, видно, забыв обо всем на свете, ощущал себя совершенно свободным от каких-либо обязательств, в том числе супружеских, а зря! Придется ему напомнить обо всем опять.

В стенах питейного заведения порой проливалась кровушка; впрочем, такое случалось в ночную пору на всех перекрестках Парижа. Чтобы уладить все вопросы, связанные с этим, приходилось пускать в ход серебро, которое тушило жажду справедливости, теплившуюся в душе каждого блюстителя порядка, не говоря уж о служителях Фемиды и простых, законопослушных обывателях, для которых главным являлся порядка. Без порядка никакая созидательная трудовая и коммерческая деятельность невозможна.