Валентин Костылев: Иван Грозный. Том I. Книга 1. Москва в походе. Книга 2. Море (Часть 1)

— И-их, Господи! И когда только война кончится… — вздохнул громко, с чувством, хмельной стрелец.

— Измучила война всех… Польза — воробьиный клюв! — поддакнул Штаден.

— Што народу-то сморили… Господь ведает… А моря все не видать!.. — усмехнулся Невклюдов, приняв от Штадена большую кружку браги.

— И не увидим!.. — многозначительно покачал головою Штаден.

— Все во власти Божией и государевой, — вдруг тоненьким, слащавым голоском нараспев произнес голый, подобрав под себя ноги. — Обесхлебился народ. Обесхлебился!

— Ты уж там, лежебока, помалкивай, не гунди! — крикнул ему в ответ Невклюдов. — Вина, што ли, захотел?.. Н-на. Лакай, дьявол.

Голый проворно вскочил. Выхватив чашу с вином из рук стрельца, стал жадно пить.

— Фу! Дух какой от тя чижолый…

— Ба! Да что же это такое?

Сидевшие вблизи него питухи зашевелились, зажали носы. Пес тоже встрепенулся, став на ноги, недовольно фыркая, отошел в сторону.

— Сами видите, братчики, живу честно, как малое дите. Прожил век ни за холщовый мех… Будто во сне… Меня не опасайтесь. Глядите на меня — весь тут!

— Было б на что глядеть. Отойди, кобель убогий! Фу, фу!

Снаружи донесся шум. Послышался властный окрик, затем что-то щелкнуло, будто удар бича, и внезапно дверь распахнулась.

Василий и Григорий Грязные.

В руках кнуты.

— Эй вы, гости любищи — толстые ваши губищи! — крикнул Григорий оглушительно. — Вылезайте на белый свет!

Питухи всполошились, вскочили; с грохотом повалили скамьи. Первым вылез наружу голый, за ним пес, набросившийся с лаем на Грязных. Сильный удар кнута заставил пса, поджав хвост, с визгом отбежать прочь. На голого Василий Грязной брезгливо плюнул, ловко хлестнув его кнутом по заду. Голый подпрыгнул, а затем заплакал, дрожа всем телом…

Стрельца Невклюдова Штаден быстро спрятал в чулан.

— А-а! — в удивлении воскликнул Василий Грязной, увидев бездомного. — Вот он где мне попался. Стой, увертыш!

И схватил за руку бездомного.

— Помнишь ли меня?

— Не ведаю… быдто не видывал.

— Врешь, песий хвост, врешь! Ты разбойник и вор, а звать тебя Василий Кречет.

Штаден вступился за него:

— Нам слуга. Наш он. Не тронь!

— Вор тебе слуга.

Штаден деловито подмигнул Грязному и, взяв Кречета за руку, ласково сказал:

— Не бойся… Мой гость будешь… Мой гость!

Кречет нехотя пошел вслед за Штаденом, который шепнул Василию Грязному на ухо: «О нем я тебе говорил».

Штаден запер дверь на засов. Зажег две толстых свечи. Усадил с поклонами за стол своих знатных гостей.

Кречет стал, прижавшись к стене спиною.

— Добро, коль так! Што ж, садись… вина дам, — приветливо кивнул ему Василий Грязной. — Сердце не камень. Человек жалью живет. Рассказывай, где был, што видел?

Кречет стыдливо опустил глаза.

— Много ли душ на белом свете загубил? — спросил насмешливо Григорий Грязной. — Ну! Не скрывай.

— Един Бог без греха, — смиренно ответил Кречет, все еще не поднимая глаз.

В это время Штаден что-то шепнул Василию Грязному.

— Знай, лукавая душа, дело до тебя есть, — сказал тот, выслушав немца.

— Рад служить вашей милости, Василь Григорьич. Што прикажете, то и будет. У меня легкая рука.

Кречет поднялся со скамьи, выпрямился.

— Услужи, услужи мне, дружок, а я тебя от плахи спасу… По делу тебе бы давно надо голову усечь, а вот ты еще жив, да еще в мои слуги норовишь попасть. Выходит: не по нашему хотенью, а по Божьему веленью… Благодари Бога!

— Известно, батюшка Василь Григорьич, Бог найдет и в люди выведет… — заискивающе улыбнулся Кречет.

— Раньше веку не умрешь, — рассмеялся Григорий Грязной, не сводя испытующих глаз с Кречета.

— Так вот, молодчик, слушай!.. Выполнишь мой наказ — награду получишь, одарю по-царски; не выполнишь — сам на себя пеняй.

— Бояться несчастья — и счастья не видать, Василь Григорьич! Послужу, как то угодно вашей милости.

— Добро. Слушай. Найди с десяток таких же, как ты, бродяг и айда в дорогу…

— В каку сторону? — встрепенулся Кречет.

— Молчи. Слушай! Скачи с ними в Устюженскую землю. Есть там монастырь, недалече от Устюжны. Бабий монастырь, и есть там монахиня, игуменья, от роду боярыня Колычева… Посхимилась она. Ныне же имя ее Олимпиада.

Немного подумав, Василий строго и резко произнес:

— Привезешь ее сюда!.. Тайно. Чтоб никто не видел. В возке. Остановишься, не доехав до Москвы; там станешь, где тебе укажет некий монах, што с тобою же поедет. Из Москвы выезжай ночью. Коней и сабли дадут в Засечной избе за Сокольничьей рощей. Туда же и обратно пристанешь. А мы тебя поджидать будем.