Марк Юдалевич - Голубая дама

— Кто же их, этих прощелыжников, разберет! Мыслью обносится, за его спиной, может, не один Михаил Михайлович стоит. Сперанский бит, следственно, и оглядчив. И он, возможно, не по своей воле действует.

А этот больно уж самоуверен. Лекаришка, до титулярного не дослужился, а туда же! Хотя, возможно, и обыденный наглец, замыслил нахрапом взять… А каким, любопытно, Юлинька, он тебе показался? — спросил Николай Артемьевич. — У женщин, извини меня, как у гончих собак, верхнее чутье бывает.

Вопрос мужа не застал меня врасплох. Я сама думала об этом диковинном госте. А с грубостью генеральской давно свыклась. От нее хоть и горько было, отвечала спокойно:

— Тоже не могу понять. Быть может, и просто маловоспитанный грубиян.

— Время скажет, — заключил Николай Артемьевич. — Досадно, конечно, перед ничтожным штафиркой характер свой смирять. Но, видать, ничего не попишешь. Надобно иногда. В этом мудрость мужей государственных. А про сельцо потайное, — добавил он, — мы и без того выведаем. Он там не один был. А с урочным служителем я церемоний да околичностей блюсти не намерен. Об нем мне Сперанский цидулек не писал.

Сегодня снова повстречала господина Зарицына.

Утром прибежала Аврорка.

— Офеня пришел! Книги привез?

Книги — любовь моя неизменная. В детстве допоздна зачитывалась я в отцовской библиотеке, и маман силком изгоняла меня оттуда. Но сейчас подумалось об ином.

Аврора била в ладоши и вся светилась. Признаюсь, на минуту грусть и зависть воровски подкрались ко мне. Выплыла из памяти моя теперь уже, увы, неблизкая юность. И он в своем армейском мундире с развевающимися от быстрого шага фалдами. Он уходит, уходит не оборачиваясь…

Что таить, что хорониться от себя — всем, что есть во мне, мысленно устремилась к нему. И пришла вдруг мысль — услыхал бы он, как третирует меня мой супруг, позволяя себе высказывать недостойные подозрения или равнять меня с гончей.

Где-то он теперь? Что с ним сталось? Счастлив ли? Нашел ли себе подругу по сердцу или одинок и, как прежде, ищет где-нибудь за Кавказским хребтом свидания с горской пулей?

Но не пора ли немного поведать о нем, хотя бы бумаге? Быть может, от того сделается мне легче, реже станет преследовать несговорчивая память.

Здесь сызнова припоминается общее с судьбою славной моей страдалицы Наташи. Обе мы влюбились почти в одно время в двух молодых соседских помещиков. Только моим предметом был офицер, а ее — штатский. Помехою обоим нам послужила бедность. Наташин обожатель, побывав у них в доме и услышав откровенный рассказ ее об их разорении, малодушно бежал от своей невесты, которой перед этим клялся в вечной любви. Поблизости от нас, в лесу, располагался монастырь. И Наташа сбежала туда, решившись посвятить себя богу. Но родители вызволили ее. А потом явился Фонвизин.

Позже, блистая в свете, Наташа вновь встретила свой предмет. И он, не то страстно влюбившись, не то разыграв роль влюбленного, повсюду преследовал ее.

Но мы с Наташей не из тех женщин, у которых бывают пошлые романы. Наташа осталась верной мужу.

Я же сама вынуждена была отказать своему любимому, разрушить свое счастье.

Странно! Он — на жарком юге, я — на морозном севере. А все твердили, что мы самими небесами предназначены друг для друга. Но стоило Николаю Артемьевичу оказать нашей семье услугу, и небеса рассудили иначе…

— Пришел офеня! — твердила Аврорка. Я же быстро совладала с собой. И девушка даже не успела приметить моей минутной слабости.

Николай Артемьевич всегда отдает приказание вести торговца на свое подворье. Намедни приходил калмык. У него я купила узорчатую китайскую ткань. Но Аврорка склонила меня сходить на базар, поглядеть на простой люд. Пренебрегла я на этот раз и еще одним мужниным распоряжением: не взяла с собой ни служанки, ни казачка, без которых не велено мне гулять в посаде.

Городок наш, между прочим, ежели не очень красив, то во всяком разе своеобычен. Все дороги у нас черны, потому что крыты плавильным соком или, как его зовут инженеры, шлаком. Под цвет плавильного сока крашены и лучшие дома горожан. Они разнообразны — от древнерусских теремов до двухэтажных английских коттеджей с банной комнатой и бильярдной.

Улицы наши глядятся торжественно и строго. В центре города возле заводской плотины — площадь. В одном из уголков ее и располагаются базары. Торгуют здесь говядиной, битой птицей, рыбой, ягодами, грибами, орехами, серой.