Александр Галкин - Царевич Димитрий

– Или вы живёте в своей Рязани как в трущобе и от разумных мыслей отучились, или же хитришь ты со мною, друже! Нечего тут о пользе говорить – скажи уж прямо, что хотел породниться со знатными князьями, покуда они не разбогатели по-прежнему! Но истинно реку ти – не о родстве тут надо думать, а о том, как уберечься от козней их!

– Ужли так лихо?

– Коли не худче! Время бойкое! По вечерам в одиночку не ходи, саблю всё время носи с собою и пьяным не бывай! И многие ныне тако живут у нас!

– А всё ж, святый владыко, – молвил Захар просительно, – кабы ты замолвил словечко – может, князь Митрей и отдал бы её за меня!

– Да ты что же – внемлешь мне аль нет? Впусте извергаюсь?.. Забудь и думать о той девке! Ни говорить, ни слухать про неё не хочу! Скажи-ка лучше, Прокоп Петрович, что бают в ваших краях про военные сборы? Чай, ведаешь?

Ляпунов рассказал, что донские казаки, ехавшие осенью в Москву для разговоров о войне с Крымом, останавливались, как и всегда, у него в доме и совещались с ним обо всём. Он собрал тогда всю «рязанскую верхушку» и выяснил, что помещики, живущие на юге, за Ряжском и далее, хотят этой войны, ибо помнят старые татарские набеги и очень боятся их. Жители же самой Рязани, а также дворяне, сидящие по сю сторону Оки, куда татары не достигают, хоть и не перечат, но пойдут неохотно.

– А сам ты како мыслишь? – спросил Филарет.

– Никак, владыко, не мыслю и за сим делом к тебе приехал. Видишь ли, не нужна нам война эта – не сулит нам прибытку, а тяготы придётся поднять немалые! Но не хотим и с казаками в разлад входить – много пользы от них видим, торговлю ведём.

– Здесь такожде мыслят. Нельзя нынче в ссору с казаками входить, и ты, друже, ратуй у себя за поход!

– Буду ратовать, Филарет Никитич!

– Что ещё хотел яз спросить?.. Да! А мужики деревенские верны вам?

– Крепостные наши? – удивился Прокопий. – А как же, батюшка?.. Не разумею и вопроса твоего!.. Мои хрестьяне творят, иже указую! Вот разве черемиса малость упрямится – неисправно оброк несёт, – но то далече, и немного их. А к чему речь ведёшь, владыко?

– Говорят, за Курским посадом каки-то люди появились, что учат мужиков господ своих бить, так вот, может, и у вас то же?

– Неслыханное дело, владыко! А в Курск на той неделе племянник мой едет – укажу ему всё разведать и тебе отпишу без медленья.

– За то спасибо.

– Когда ж решили вы в поход идти?

– Ничего ещё не решили, друже, но готовимся усердно. Приходи ко мне в середу посля вечерни – будет Пушкин, а может, и государь. Тебе рады будут. Потолкуем обо всём, и ты сам всё увидишь.

Расспрашивая далее своих гостей, Филарет разузнал, что в Рязанском краю были хорошие урожаи, народ не бедствует и никаких волнений там нет «Новый дух», столь распространённый в дворянстве и среди вольных городских людей, совершенно не затронул деревенского пахаря. Только вернувшиеся беглые вели речи о новых порядках и о молодом царе, да ещё монастырские крестьяне, задавленные неслыханными поборами, отказывались кое-где от платежей и прогоняли сборщиков. Вся же основная масса сельского населения относилась к московским событиям глубоко равнодушно, а в местах более отдалённых даже ничего о них и не знала.

Братья ушли в раздумье и думали каждый о своём – ни тот, ни другой, видимо, не были довольны свиданьем со знаменитым митрополитом и некоторое время молчали.

– Вот каки делы туто! – неопределённо произнёс Прокопий.

– Ты это про что?

– Так, смекаю, иже слышал. Дома скажу. Но вельми умен владыка – вот бы кому патриархом-то быть!

– Да, не нашему дураку Игнатию чета! А непонятно, почему мужиков боится? Про верность спрашивал!

– Стало быть, не повсеместно верность-то сия! Мало мы ведаем – чаще езжать сюда надо.

Когда своротили в переулок, заметили чернобородого парня в рыжем полушубке, тоже свернувшего вслед за ними, и сейчас же вспомнили, что он стоял близ романовского дома, когда они выходили, и посмотрел на них. Свернувши ещё два раза в переулки, они остановились у протопопа Грузинской церкви, причём рыжий полушубок не отставал от них.

Радушный протопоп ждал уже гостей к обеду и, как ни любопытен был, отложил расспросы о посещенье Филарета до вечера, не нарушив трапезы ни одним праздным словом. Откушавши постной пищи, братья отправились на покой и улеглись в отведённой им горнице на покрытых тюфяками лавках. Но спать не хотелось – то ли несытно поели, то ли мешало душевное беспокойство; через некоторое время Захар спросил: