Меган Ченс - Великолепные руины

– Ты лучше, чем я рассчитывала, Мэй… Правда…

И все вопросы вылетели у меня из головы. Я проигнорировала все знаки, призывавшие меня: НЕ ВЕРЬ!

Это стало моей первой ошибкой.

По дороге домой Голди будто позабыла о моем существовании. Даром что я сидела рядом… Кузина молча смотрела в окошко, а когда мы приехали и вошли в дом, она вихрем взлетела по лестнице на второй этаж, оставив меня в холле в одиночестве.

– Мэй, это ты? – возникла в коридоре тетя.

Вид у нее был истощенный и болезненный, но она бодрствовала и держалась настороженно. С робкой улыбкой, словно побаиваясь моей реакции, Флоренс промолвила:

– Я – твоя тетя. Прости меня, пожалуйста, за то, что не смогла тебя встретить.

Как и предупреждала меня кузина, тетя не помнила о своем приходе в мою комнату ночью. Но Голди выставила ее полусумасшедшей, а я никаких признаков безумия в ней не заметила. И испытала невероятное облегчение.

– Как же я рада, что наконец-то вас вижу, тетя Флоренс! – громко выпалила я и обняла ее.

Тетя сначала застыла, но потом тоже обвила меня руками. А когда через несколько секунд я отступила назад, в ее глазах стояли слезы. Тетя достала носовой платок и промокнула их:

– Где Голди?

– Она поднялась в свою комнату. Я могу за ней сходить…

– Нет-нет. Пожалуйста, не надо. – Губы тети снова задрожали в вымученной улыбке. – Не надо ее беспокоить. Я бы хотела пообщаться с тобой, узнать тебя лучше. Тет-а-тет. Ты не откажешься почаевничать со мной, милая Мэй?

– С удовольствием.

Тетя повела меня по безлюдному коридору – сначала налево, потом направо… И еще раз направо, пока мы не оказались в той самой части, где накануне ночью я заплутала. Меблированная комната на самом деле оказалась тетиной гостиной. Почему она обитала в практически пустом крыле дома? Меня снова встретили инкрустированные самоцветами глаза стеклянных зверей, выставленных напоказ на каминной полке и овеянных облачком пачули.

Когда тетя Флоренс жестом пригласила меня сесть, я сделала это с охотой. На столе уже стояли заварной чайник и два подноса – один с изысканными сэндвичами, другой с пирожными. Они выглядели очень аппетитными, но в «Эмпориуме» мы с Голди перекусили, а проявившееся у меня позднее чувство голода заглушило страдание кузины в «Пэлэсе».

Сцена в баре встала перед глазами: миссис Деннехи касается руки дяди Джонни. Через миг в ушах зазвучало признание Голди: « Она не знает… И не узнает ». Мне сделалось не по себе, и я поспешила отмахнуться от этих видений и слов.

Тетя села в кресло напротив:

– Тебя не затруднит налить нам чай? У меня что-то руки сегодня трясутся.

В действительности она дрожала всем телом. Ее ноги подкашивались и заплетались, с губ то и дело слетали вздохи, руки не могли найти себе места, а глаза упорно смотрели на закрытую дверь, словно ждали, что она вот-вот откроется и кто-нибудь вторгнется в комнату. Казалось, Флоренс ощущала себя неуютно «в собственной шкуре».

Я согласно улыбнулась и разлила чай по чашкам. От сахара и сливок тетя отказалась. Я тоже не стала их добавлять, но, сделав глоток, едва не поморщилась: чай был холодным и горьким, как будто бы – позабытый – настаивался в тетиной гостиной несколько часов. И мне снова вспомнились прошлая ночь и намек кузины на сумасшествие матери. Как долго тетя Флоренс прождала здесь, когда мы вернемся? Тетя подула в чашку, очевидно желая остудить давно остывший чай, отпила его и снова подула. Она ничего не сказала, только неясно улыбнулась и сделала еще один глоток. Словно не сознавала, что в воздухе между нами повисло выжидательное молчание. У меня скопилась тьма вопросов, но холодный чай и то, что это под собой подразумевало, растревожили меня. Раздумывая, как бы половчее завести разговор о матушке, я окинула комнату взглядом. Увиденное наводило на мысли о беспокойном, мятущемся рассудке: незаконченная вышивка, недовязанные кружева, недоделанная аппликация из засушенных цветов с разбросанными вокруг и уже обесцветившимися бутонами.

А затем я увидела на столе – за грудой ниток для вышивания – кувшинчик из-под драже. И на какой-то миг перенеслась назад в прошлое – в тот день, когда я поддалась вспышке гнева, и точно такой же кувшинчик скатился со стола, ударился о пол и рассыпался на мелкие кусочки, склеить которые уже не представлялось возможным; осколки толстого стекла лишь укоризненно поблескивали в свете лампы.