Нина Колядина - Гайда!

Потом мысли Натальи Аркадьевны переключились на работу. Ей вспомнились слова Петровича, сказанные им незадолго до выписки из госпиталя: «Ноги – он так и сказал: «ноги»! – жутко ломит, к ненастью, видать». Женщина пожалела бедолагу, подумав о том, что в такую, как сегодня, погоду, тот наверняка страдает от фантомных болей.

«Интересно, как сложились у Петровича отношения с женой? Приняла она его безногим или нет? – прислушиваясь к тоскливому завыванию ветра за окном, гадала Наталья. – Он все боялся, что бросит его Авдотья, не станет жить с калекой. Говорил, что красивая она у него больно, мужики на нее «завсегда заглядывались…»

Наталья грустно улыбнулась, вспомнив, как подбадривала Петровича, когда тот, едва удерживаясь на костылях, зашел попрощаться к ней, перед тем как покинуть госпиталь. Сказала ему, что Авдотья радоваться должна, что муж не погиб на фронте – уж лучше с инвалидом жить, чем вдовой остаться. И других раненых убеждала, что их жены ждут не дождутся, когда они домой возвратятся, и каждая готова принять своего суженого хоть безногим, хоть безруким – только бы живым вернулся!

Каждый раз Наталья говорила солдатам, что ее муж тоже на фронте и что они с детьми ждут его дома. И ведь искренне говорила, не лукавила. Но почему же сейчас, когда в памяти всплыли все эти разговоры, какой-то неприятный холодок шевельнулся вдруг у нее в груди и так тревожно забилось сердце?

У Натальи появилось странное чувство – будто некто пытается уличить ее в старательно замаскированной, скрываемой от других, а может быть, и от самой себя фальши, которая притаилась в самом укромном уголке ее души…

Угомонившийся было ветер вдруг налетел на створки окна с такой силой, что стекла задребезжали. Наталье стало не по себе – то ли от этого противного дребезжания, то ли от охватившего ее волнения. Мысленно она пыталась возразить своему незримому оппоненту, доказать ему, что она ни в коем случае не хитрит и уж тем более никого не обманывает, но это ей не удавалось. Крутившиеся в голове мысли постоянно путались и, будто наскакивая на какую-то невидимую преграду, не могли обрести ясный, укладывающийся в ее сознании смысл.

Внезапно по телу женщины прокатилась ледяная волна холода. Наталья почувствовала, как немеют пальцы ее рук и ног, и сама она словно каменеет. Роившимся в голове мыслям, казалось, передалось это ее состояние оцепенения – их беспорядочное метание вмиг прекратилось, и они притаились в дальних, укромных уголках мозга. И лишь одна мысль за этот короткий промежуток времени успела обрести конкретную форму, выразившуюся в простом, понятном вопросе, который Наталья решилась, наконец, задать сама себе: «Что будет, когда вернется Петр?»

Ответа на этот вопрос она не знала. На его поиски уже не было сил. Поэтому измученной женщине оставалось только одно: забыться тяжелым сном под вой скулившего словно провинившаяся собака ветра.

6.

– Погода какая-то промозглая, – поежившись от забравшегося под куртку холодного, сырого воздуха, сказал Аркаша. – И грязи везде по колено. В прошлом году в это время уже трава зеленела, листочки распускались, а сейчас… Мы вчера с ребятами в березовую рощу – ну, что у Всехсвятского кладбища, – ходили, так там одна грязь. А под деревьями даже снег лежит!

– Так что ты хочешь? Сегодня двадцать третье апреля, а по старому стилю – только десятое, – раздался в темноте голос Аркашиного товарища Николая Березина, вместе с которым они патрулировали улицы ночного Арзамаса. – Календарь поменяли, а погоду-то не передвинешь!

– Да знаю я, – согласился Аркаша и засмеялся:

– Помнишь, как чудно было: спать легли тридцать первого января, а проснулись – четырнадцатого февраля! Две недели как будто проспали!

– Да уж… – усмехнулся Березин. – Вообще, с этим новым стилем люди еще долго будут путаться. Тем более, попы его не признают, а народ у нас темный, церковникам верит.

– Ну и что, что попы не признают? Их от государства отделили, вот и пусть в своей церкви что хотят, то и признают. А Совнарком по-другому решил, потому что во всех странах люди давно уже от юлианского календаря отказались, – высказал свою точку зрения Аркадий.

Неожиданно Николай замер на месте. Схватив напарника за руку, он заставил его остановиться и, понизив голос, спросил:

– Ты ничего не слышал?

– Нет, – также тихо ответил Аркадий.

– Показалось, стреляли где-то. Вроде, на площади, – негромко сказал Березин и со словами: «А ну, пошли, посмотрим!» – потащил его в сторону центра.