Валерий Кормилицын - Держава

– А если её не распустить – случится государственный переворот, к чему вы так все стремитесь, – словно ледяной водой окатил главного депутата царь. – Ступайте! Свободны!

Спасая Госдуму, Милюков обратился к прессе с открытым письмом, убеждая массы не проводить демонстрации. И день её открытия, 14 февраля, прошёл буднично и без эксцессов. Задуманное шествие не состоялось.

Случилась одна забастовка в лафетно-штамповочной мастерской Путиловского завода, но большого влияния на события она в этот день не оказала.

В России наступил Великий пост.

Царская семья говела и молилась. 17 числа исповедовались, а 18 – причащались.

«Я родился в понедельник, шестого мая, високосного тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года в день мученика Иова, – стоя на коленях перед иконой страдальца в домашней церкви дворца, мысленно обратился к Вседержителю раб Божий Николай. – И если Ты дашь мне, Господи, испытание, я приму свой Крест как библейский праведник – кротко и без ропота. И как Христос, не стану просить гонителей своих о жалости. Скажи мне, Боже, слово Своё… Укрепи меня, если земной Иуда предаст», – глядел на огонёк лампады и непрошенные слёзы текли по его лицу.

Как только вышел из домовой церкви, Воейков передал ему телеграмму внезапно вернувшегося в Могилёв генерала Алексеева с просьбой срочно прибыть в Ставку.

– Какая в этом необходимость? – удивился государь, прочитав текст. – Наступления в ближайшие дни не планируется. Немцы сидят тихо, как мыши. Так же спокойно ведут себя путиловцы в лафетно-штамповочной мастерской, – пошутил Николай, но тут же вновь стал серьёзен. – В Питере, по сведениям Протопопова, нет причин ожидать чего-нибудь особенного. Но министр сообщил, что генерал-адьютанта Алексеева недавно навестила в Крыму группа депутатов и общественных деятелей во главе с Гучковым, после чего он восемнадцатого числа прибыл в Могилёв и направил мне эту телеграмму. Полагаю, верный мой воевода намерен поделиться какими-то полученными от них экстраординарными сведениями… Не буду гадать… Скоро и так всё станет ясно. Подготовь отъезд на двадцать второе число, – велел Воейкову император.

За день до отбытия в Ставку венценосная семья осмотрела недавно отстроенную трапезную в Фёдоровском городке.

– Аликс, так и кажется, что сейчас из сводчатой палаты выйдет царь Алексей Михайлович и обнимет меня, – любовался настенной живописью и древними иконами, доставленными из подмосковной церкви, построенной во времена далёкого пращура.

Немного утомившись, расположился в старинном кресле, а в соседнее села жена.

– Но вот эта картина здесь не к месту, – указал Александре Фёдоровне на полотно с изображением выезжающего из-за поворота паровоза, тянущего несколько вагонов.

– Действительно, этот состав, движущийся по Сибири и старинная икона с зажженной лампадой над ним, смотрится как-то недобро и даже зловеще, – передёрнула она плечами.

– Аликс, ну что здесь страшного? – поднялся из кресла Николай. – Просто ты встревожена завтрашним моим отъездом.

– Ники, умоляю, не езди. Впервые за всё время твоих поездок в Ставку, душа не на месте. Мне страшно…

– Успокойся, милая, – обнял жену за плечи. – Через неделю вернусь и мы посмеёмся над твоими страхами.

Вечером государь принял военного министра Беляева и председателя Совета министров князя Голицына.

– Господа. Я вынужден на несколько дней покинуть столицу. Протопопов вчера уверил меня, что в Питере всё спокойно и каких-либо эксцессов не предвидится.

– Ваше величество, у меня такое впечатление, будто это затишье перед бурей, – поднялся из-за стола Беляев.

– Михаил Алексеевич, ну что вы, право… Разнервничались… Переговорю с вашим тёзкой, генерал-адьютантом Алексеевым, посмотрю, как Гурко вёл в его отсутствие дела и вернусь, – улыбнулся министру государь. – Я ведь недавно подписал ваш проект о выделении Петрограда из-под юрисдикции Северного фронта генерала Рузского в особую единицу с подчинением генерал-лейтенанту Хабалову…

«Такой же, как я, пожилой человек, – опустил голову, отстранённо разглядывая перстень на своём пальце Голицын. – К тому же абсолютно не разбирающийся в политике генерал солдатского типа, коих сейчас пруд пруди в Императорской армии. Те же Алексеев с Деникиным… Хабалов в своё время был прекрасный начальник Павловского военного училища, но теперь это растерявший былую энергию, собственно, как и я, уставший от жизни человек».