Стеснительный и застенчивый от природы, он проявил не свойственную ему настойчивость и упрямство. Правда, не прошло и пары лет, и главы семейств – по отцовской и материнской линии – признали его выбор, как и обрели право гордиться сыном и внуком – Эдмоном Лазорио.
…Из разговора с сотрудниками ереванского аэропорта Звартноц было известно, что аэродром Ленинакана также пострадал в результате землетрясения. Поврежденными оказались здание вокзала, взлетно-посадочная полоса, отсутствовали связь и энергоснабжение. Но уже на вторые сутки после катастрофы аэропорт начал принимать самолеты. Воздушный мост действовал на пределе – и человеческих возможностей, и технических. Но об этом никто не думал, все было подчинено главному: спасти как можно больше пострадавших людей.
Борт, на котором они прибыли, садился почти во мраке. Самолет начал заход на глиссаду. Над слабо отсвечивающей взлетно-посадочной полосой стелилась густая дымовая завеса. В отблесках тусклого света, под резкими порывами ветра и снежной кутерьмы, она колыхалась, словно живая, временами принимая очертания мифических животных или невиданных, инопланетных существ. И единственным знакомым и узнаваемым в этой печальной аллегории конца света виделся пусть приглушенный, но постоянный свет в диспетчерской аэропорта. Он был сродни маяку, чей огонь – живительный глоток надежды для тех, кто испил до дна боль и горечь земных дорог. Для тех, кто еще жив, кто обязан выжить и жить – во имя и за всех, кому уже не суждено.
Эдмон не мог не восхититься мастерством пилотов и диспетчеров, сажавших самолеты в сложных метеоусловиях. Вдобавок, учитывая особенности горного рельефа, аэродром располагался на высоте почти полутора километров над уровнем моря. В сумерках и ночью в составе экипажей бортов, летящих в Ленинакан, были только советские летчики. Это вселяло уверенность на благополучный исход полета. Итак, полет завершился, они – на земле.
Их разместили в здании местного райкома партии. С первой минуты они принялись обустраиваться. Все необходимое для работы и жизнеобеспечения привезли с собой. Это были автономные источники питания, оборудование, палатки, спальные мешки, пайки, вода, лекарства и, конечно, их неизменные тринадцать помощников – собаки-спасатели. А потом началась работа: бессонная, изнурительная, изматывающая большей частью, скорбная. Иногда она приносила кратковременную, нежданную радость, поэтому последняя ценилась особенно дорого. Как, например, в тот день, когда посчастливилось достать из завалов чудом уцелевшую беременную женщину, у которой им же пришлось принимать роды. Надо было видеть восторженные лица собравшихся людей, слышать их приветственные, ликующие голоса, когда Пьер Кабю – врач бригады, с улыбкой на уставшем лице поднял вверх на руках новорожденного мальчика.
К сожалению, подобные случаи происходили все реже, а чаще им выпадала нелегкая участь поднимать на поверхность мертвых. Это была одна из печальных, но непреложных истин: как правило, результативными считаются первые сутки, два, три дня. Потом вероятность спасения живых людей тает с каждым часом, ее остается все меньше.
Новый день начался обычно. Если такое выражение применимо к ситуации, составляющей неотъемлемую часть жизни спасателей. Всегда найдутся те, кто не прочь обвинить их в «толстокожести», равнодушии, а то и цинизме. Но профессионал тем и отличается от других людей: для него не существует внутренних и внешних эмоций. Его мысли, чувства и силы сосредоточены на том, чтобы выполнить свою работу на профессионально качественном уровне. Включение в окружающий мир, полный человеческих страданий и горя, приходит потом, но это, как говорится, не для прессы. Этого никто не должен видеть и слышать. Внутренний мир спасателей – такое же таинство, как рождение или смерть. Им, как никому, ведомы изначальные истины бытия. Внутренним чутьем они обострено ощущают, насколько хрупкой и беззащитной бывает человеческая жизнь, как трудно ей обрести «второе рождение», но как легко угаснуть и оборваться.
Группа французских спасателей из семи человек только что прибыла на базу, расположившись на отдых в одной из комнат райкома. Перед тем, на протяжении восемнадцати часов, они работали в успевшем приобрести печальную славу «Треугольнике». Так в Ленинакане называли район панельных девятиэтажных домов. После землетрясения они в одночасье превратились в некрополи. Ныне микрорайон походил на древние курганы-могильники, только из щебня, мусора, кусков бетона и арматуры, нагромождения перекрытий. Словом, жуткая фантасмагория, изваянная рассвирепевшей стихией над многочисленными останками людей.
Читать дальше