Валентин Рич, Михаил Черненко
Мушкётеры
Глава первая
ОТКРЫЛАСЬ ДВЕРЬ, И В КОМНАТУ ВОШЕЛ НЕИЗВЕСТНЫЙ
Честное слово, мы не хотели начинать свою книгу фразой, с которой начинается добрая половина всех приключенческих романов, повестей и рассказов. Это получилось помимо нашей воли.
Каждый, кто хоть раз в жизни написал что-нибудь — скажем, классное сочинение или заметку в стенгазету, — отлично знает, что самое трудное придумать начало. Вероятно, если бы можно было начинать сразу с середины, то знаменитых писателей стало бы куда больше, чем сейчас.
Но даже те, кому довелось на своём веку написать сто классных сочинений и тысячу заметок в стенные газеты, вряд ли представляют себе, как трудно выбрать начало, если пишешь не один, а вдвоём.
Когда все события, происшедшие с героями этой книги, стали известны авторам во всех подробностях, между ними состоялся такой разговор:
— Давай начнем с того, как Халид попал в таинственную пещеру. Когда я был ребёнком, я до смерти любил читать про мальчишек, попадающих в пещеры.
— Ты был несовременным ребёнком. Вот когда я был ребёнком, все мои друзья больше всего на свете любили читать про шпионов. Так что начнём со Смита, с того, как он...
— Постой! Разве дело в Смите? Кто такой этот Смит? Пятая спица в колесе! Давай брать быка за рога! Напишем сразу же о том, как Майя обнаружила в ущелье...
— Тоже мне бык! Главное — не кто нашёл, а что нашли. Почему бы не начать прямо со звезды?..
— Начать с конца? Чтобы каждый уже в начале книги узнал, чем всё кончилось? Какой же дурак станет читать дальше?!
— Что же ты предлагаешь?
— Я предлагаю начать с того, как Халид попал в пещеру... Когда я был ре...
— Ты был несовременным ре...
И так далее.
После того как вся эта пластинка прокрутилась два раза, мы решили посоветоваться с одним очень опытным человеком.
Очень опытный человек выслушал нас с мудрой улыбкой и спросил:
— Ну, а на самом деле с чего всё началось?
— С Серёгина! — ни минуты не раздумывая, воскликнул один из нас.
— С того, как открылась дверь и в комнату вошёл неизвестный! — моментально добавил другой.
— Вот и хорошо, — ласково сказал опытный человек. — Как было, так и пишите.
Открылась дверь — и в комнату вошёл неизвестный.
Это случилось в субботу, 5 февраля 196... года, в 14 часов 59 минут по московскому времени. Именно такое время показывали стрелки часов, взглянув на которые Леонид Серёгин с удовольствием подумал, что рабочий день в редакции кончается ровно через минуту. И что через две минуты он уже будет мчаться к автобусу, идущему на лыжную базу.
Он запер ящики письменного стола и, услышав стук двери, поднял глаза.
Перед Серёгиным стоял невысокий худощавый человек лет двадцати пяти с удивительно знакомым лицом. Не могло быть никаких сомнений, он много раз видел эти весёлые, умнейшие, чуть навыкате глаза, курчавые с рыжинкой волосы, энергично сжатый рот.
«Возможно, что сам Пушкин был ещё больше похож на свои портреты, пронеслось в голове у Серёгина. — Но даже ближайшие родственники поэта наверняка походили на него гораздо меньше, чем этот посетитель».
— Здравствуйте, — сказал вошедший.
— Здравствуйте, — машинально произнес Леонид, не отрывая взгляда от взлохмаченных кудрей незнакомца. — Вам, очевидно, нужен отдел поэзии, а здесь...
Губы у вошедшего чуть дрогнули, словно он хотел улыбнуться, но потом удержался.
— Я думаю, в наше время он занимался бы не стихами, а кибернетикой или радиоэлектроникой. Впрочем, поручиться не могу. Но мне нужен именно ваш отдел.
Незнакомец шагнул к столу и положил на него жёлтый портфель такой толщины, что в нём спокойно могли поместиться «Евгений Онегин», «Капитанская дочка», «История Пугачевского бунта» и ещё десяток книг.
Серёгин с ужасом смотрел на посетителя. В редакции нельзя сказать: «Простите, товарищ, рабочий день окончен, зайдите завтра». Завтра, по всей вероятности, уже будет поздно: либо устареет новость, которую принёс посетитель, либо сам он окажется уже не в Москве, а где-нибудь на Дальнем Востоке.
С видом обречённого Серёгин показал обладателю гигантского портфеля на кресло.
Рукопись, которую вытащил незнакомец, оказалась неожиданно тонкой каких-нибудь пять-шесть страничек, сколотых скрепкой.
«Если умело взяться за дело, — подумал Серёгин, — вечер можно ещё спасти!»
И не глядя перевернул первую страницу. Всё равно все авторы, как правило, приступают к сути дела только на второй, — на первой они ещё только собираются с духом.
Читать дальше