Элена Томсетт: Литвинка. Книга 1

Юрий I Львович (1252—1308/1316) – сын Льва Даниловича Галицкого и Констанции Венгерской, дочери венгерского короля Бэлы Арпада. Князь Белзкий (1269 – 1301), князь Галицко-Волынский (с 1301), 2-й король Руси (с 1305). Первая жена – дочь князя Ярослава Ярославича Тверского (ум. 1286). Вторая жена – Ефимия (ум.1308), дочь Казимира Пяста, князя Куявского.

Анастасия Юрьевна(ум. 1364) –дочь короля Руси Юрия I Львовича (1301—1316) и Ефимии, дочери Казимира Пяста, князя куявского. С 1320 года жена тверского князя Александра Михайловича.

Андрей Юрьевич ( Андрей I Галицкий) (ум. 1323) – сын короля Руси Юрия I Львовича (1301—1316) и Ефимии, дочери Казимира Пяста, князя куявского. После смерти отца правил вместе с братом Львом II Юрьевичем, князь Волынский (1308/1316—1323).

Лев Юрьевич( Лев IIГалицкий)(ум. 1323) – сын короля Руси Юрия I Львовича (1301—1316) и Ефимии, дочери Казимира Пяста, князя куявского. После смерти отца правил вместе со своим братом Андреем Юрьевичем. Князь Луцкий и Галицкий (1308/1316—1323).

Мария Юрьевна(ум. 1341), княжна Галицко-Львовская, замужем за мазовецким князем Тройденом I.

Тохта(1270—1313) – хан Золотой Орды (1291—1312); сын хана Менгу-Тимура, хана улуса Джучи (Золотой Орды) (1266—1282), ставшего при нём фактически независимым от Монгольской империи.

Узбек(1283—1341) – хан Улуса Джучи (Золотой Орды) с 1313 года; сын Тогрула, десятого сына Менгу-Тимура; племянник хана Тохты. Правление Узбека стало временем наивысшего могущества Золотой Орды. В русских летописях известен как Алабуга , Азбяк , Озбяк .

Кончака (в крещении Агафья) (ум.1318) – сестра хана Узбека. Дочь Тогрула, десятого сына Менгу-Тимура; племянница хана Тохты.

Чингизиды – прямые потомки Чингисхана (1155—1227) по мужской линии от его первой жены Бортэ. Только они и их потомки наследовали высшую власть в государстве.

Маленькая девочка стояла в храме Перкунаса [1] в Вильне [2]. Огромная круглая арена открытого храма была пуста. Где-то в середине этой арены, надежно защищенное от дождя и ветра, горело неугасимое пламя огня, посвященное великому богу войны Литвы.

Девочке было страшно. Наступала ночь, она была на огромной арене храма одна, и, хотя она знала, что вряд ли найдется среди литвинов отступник, который помыслит совершить святотатство и обидеть ее на территории храма Перкунаса, ей было не по себе.

Маленькая девочка храбро смотрела в темноту и гнала от себя опасения. Она пришла в храм тайком от родителей и воспитателей, жрецов древней литовской веры. Она хотела просить великого бога сделать ее воином. Она хотела доказать великому богу, что достойна подобной чести, несмотря на то, что она девочка. Именно для этого она ушла из дома в ночь, одна, и сейчас опасливо, но упрямо приближалась к горящему пламени Перкунаса.

Она верила в то, что, если расскажет Богу о своем желании и не побоится его огня, он исполнит ее желание.

Девочка подошла к алтарю и замерла, глядя на заключенный в темницу каменного ложа яростно бушующий огонь. Ее губы зашевелились, повторяя заученные слова просьбы-молитвы. Она повторяла их вновь и вновь, глядя на огонь, повторяла до тех пор, пока у нее не защипали и не начали слезиться от дыма глаза. Наконец, она замолчала, и некоторое время безмолвно стояла, вдыхая резкий ночной воздух, полный горечи от близости горящего пламени, пока внезапно чуть не задохнулась от накатившей боли, заставившей ее упасть на колени перед огнем. В следующий миг она потеряла сознание, ее хрупкое тело обмякло и тихо опало на холодный пол храма, маленькая головка мягко коснулась пола, и длинные золотистые волосы веером рассыпались по каменным плитам.

…Ей чудилось, что она лежит в густой сочной траве на равнине Свентогора, возле храма криве-кривейто [3]. Всей своей кожей она ощущала жар летнего дня, прохладная трава щекотала ей нос и щеки, гладила ее обнаженные по локоть рукавами платья руки, и босые ноги. Жар становился все сильнее и сильнее, обжигая ее кожу, затрудняя ее дыхание, сжимая ее голову пульсирующей болью, так, что застучало в висках и зашумело в голове. А затем откуда-то издалека пришел тихий голос, начавший шептать в такт ударам крови в висках, с каждым словом принося неизмеримое облегчение, размывавшее нестерпимый жар и головную боль: