Олег Красин - Солнечный ветер. Книга третья. Фаустина

– Иногда мне приходят в голову такие мысли. Однако, если я с ней разведусь, то вместе с ее свободой надо будет вернуть и ее приданое.

Собеседники поняли, о чем он говорил: император Антонин вместе с дочерью отдал ему в приданое и государство. Вероятно, Марку вспомнились слова Секста Бурра 11, префекта претория при цезаре Нероне. Когда тот захотел развестись с Октавией, дочерью императора Клавдия, то Бурр спросил не вернет ли вместе с приданым Нерон и свою власть.

Кто-то мог подумать, что Марк слишком рационален, подменяя расчетом любовь и сам виноват, что допустил такое. За годы прожитые вместе с Фаустиной было всякое. Он давно себе признался, что не испытывает к жене любви в общепринятом смысле. Его любовь, любовь стоика, заключалась в другом: терпеливо сносить выходки Фаустины, оставаясь ей верным, вместе растить детей и вместе их хоронить. Вот – основа его мировоззрения, касающегося семьи, все остальное он заменил терпением.

Как часто он поступал в минуты душевных неурядиц, когда расстраивался из-за непонимания, откровенной глупости окружающих, или когда кто-то грубо вмешивался в его личную жизнь, император Марк Аврелий Антонин целиком погружался в работу. В такое время его особенно привлекали судебные разбирательства, в которых можно утонуть, забыв обо всем. Пусть Помпеян, его помощник Пертинакс и другие занимаются подготовкой к походу! Он даст отдых себе, своему уму, решая юридические хитросплетения.

Одно из дел, принятых им к рассмотрению, оказалось дело Марциана. Некий всадник Марциан дал в долг вольноотпущеннику Артемию деньги, которые тот не смог вовремя вернуть. И вот всадник явился со своими людьми к дому Артемия, требовать возвращения долга. Несколько раз Марциан так уже поступал с другими, почти силой получая долги и не видел никакого смысла менять поведение. Ведь не зря говорила пословица: «Что Сервилию, то и Титилию».

Артемий был вынужден обратиться к властям для разрешения спора.

Марк восседал на судейском кресле и видел перед собой двух совершенно разных людей. Один – низкорослый, упитанный, с лоснящейся физиономией, когда он говорил, то борода его недовольно тряслась. Это был всадник Марциан. А второй, худощавый, седой, с растрепанными волосами назвался Артемием.

Заседание Марк начал довольно спокойно. Он уточнил обстоятельства дела, опросив истца и ответчика, а затем и свидетелей.

– Если ты Марциан считаешь, что у тебя есть законное требование к Артемию о возврате долга, то лучший способ это проверить обратиться в суд с надлежащим иском, – сказал он.

– Но, цезарь, я ведь не применял силы к Артемию, – ответил Марциан. – Я его не тронул, хотя мои люди ждали от меня знака.

Бородка Марциана недовольно подрагивала, а сам он, стоя в жарком зале, прогретым летним солнцем, сильно вспотел, так что физиономия его еще более залоснилась, словно его голову облили оливковым маслом. Глядя на Марциана, Марк почувствовал, как наполняется раздражением. Когда человек не понимает ошибочности своих проступков это еще полбеды, ему можно показать его неправоту и убедить все исправить. Однако если он настаивает на своей ошибке, не слушая доводов разума, то с таким глупцом уже ничего не поделаешь.

– Неужели ты, Марциан, думаешь, что насилие случается только тогда, когда людям наносятся раны ножом или мечом? – повысил он голос неожиданно для самого себя. – Насилие происходит и тогда, когда человек думает, что у него есть право требовать что-то от другого, минуя обращение в суд.

– Но… – хотел было возразить Марциан.

– Я постановляю, – прервал император, – если будет доказано, что какая-либо вещь должника была передана кредитору без приговора судьи и не по доброй воле, то лицо, требовавшее возврат долга и само вынесшее решение в свою пользу, не будет иметь на него права.

Фраза о насилии вырвалась невольно. Марк потом вспоминал ее, обдумывал, удивлялся тому, что простое в общем-то судебное дело, могло вызвать такой глубокий вывод. Действительно, разве насилие заключается только в нанесении физических ран? А слова? А поступки? Например, измены жены. Разве они не наносят раны, только не телесные, а раны на сердце, оставляя на нем невидимые шрамы?

Так до конца не сознавая, он сформулировал очень важный постулат, отраженный в императорском указе. Теперь любой человек должен понимать, что насилие – это физическое или словесное воздействие и независимо того, какое воздействие использовано, любая рана, причиненная им, может оказаться смертельной.