Виктор Ремизов - Вечная мерзлота

Горчаков летел в самолете, как и положено, в наручниках, конвойным был молодой сержант, видимо новобранец, сразу после учебки. Действовал по инструкции, пугливо и строго. Самолет летел спецрейсом, собирал медиков. Из Ермаково были трое, еще четверых Горчаков не знал. Из кабины вышел летчик и заговорил с немолодой женщиной, у ног которой стоял чемоданчик с красным крестом. По обрывкам фраз Георгий Николаевич понял, что в Норильске случилось что-то серьезное. С большими жертвами. Это могло быть обрушение шахты или взрыв на комбинате…

Он волновался. Ермаково стало плохим местом – урки, полуразрушенная больница и никаких знакомых. Это было место, над которым кружили вороны. И среди всего этого развала никому уже ненужной жизни его Ася, его несчастная и удивительная жена несла в себе новую жизнь. Ее бесстрашный инстинкт любви не знал меры. От невозможности помочь Горчаков закряхтел так громко, что конвойный повернулся и посмотрел испуганно на его руки, побелевшие от наручников. Горчаков отвернулся в иллюминатор. Залитая вешней водой тундра медленно плыла внизу. Озера, лужи, петли речушек отражали солнце, оно слепило в круглый иллюминатор. На сотни верст вокруг не найти было живой души… разве только лагерь.

На небольшом аэродроме Норильска было тесно от военных самолетов. Солдаты разгружали ящики в грузовики, те отъезжали, на их место подруливали пустые. Во всем чувствовалась нехорошая напряженность.

В Норильске восстали каторжные заключенные. Несколько лагерей сразу.

Уже были большие жертвы, и ждали еще больших. В город, по Енисею и по воздуху, прибыли два полка войск МВД. Восстание тут же начали обсуждать в автобусе, который прислали за медиками, – водитель был в курсе событий.

Началась это после смерти Сталина. Люди, сидящие в каторжных лагерях, стали проявлять недовольство режимом. Началось с отдельных мелких неповиновений, но в конце мая случились первые жертвы. Во время конвоирования колонны через большую лужу – по инструкции люди не должны были ломать строй, а идти прямо по воде – заключенные не послушались, нарушили строй, обходя лужу, конвой скомандовал «На землю!», пытаясь опустить людей прямо в воду, те не сели, и двоих заключенных пристрелили за выход из строя.

На следующий день жертв прибавилось. Это было вечером после работы. Мимо мужской зоны вели колонну женщин, мужики сгрудились у колючки, меж ними возник разговор, кто-то встретил землячку… Младший сержант, дежуривший на вышке, действуя по инструкции, крикнул, чтобы они разошлись. Мужики стали огрызаться, кто-то послал сопляка-сержанта матом, и тот разрядил автоматную очередь прямо по толпе! Семь человек ранил, один вскоре умер. Два лаготделения – семь тысяч человек – отказались от еды и от работы. Вскоре к ним присоединилось женское лаготделение. Отказники потребовали московскую комиссию для объективного расследования… Так началось Норильское восстание.

Богданов спал после ночных операций, проснулся перед самым приездом Горчакова. Он как раз умывался с полотенцем на плече. Кивнул хмуро и снова продолжил мыться:

– Жена не родила еще?

– Нет.

– Плохо. Не отпущу вас. Целое отделение нам отвели, а толкового народу не хватает. Слышали, что творится? Два месяца уже… то затихнут, то опять везут. Думаю, под сотню убитых уже, раненых еще больше, и у меня такое подозрение, что часть трупов они просто в шахты сбрасывают… – Богданов вытерся и повесил полотенце. – Обед сюда попрошу. Вы располагайтесь!

Он вышел в коридор и вскоре вернулся.

– Что это за Горный лагерь? – спросил Горчаков.

– Особый каторжный лагерь на двадцать тысяч зэков. Кажется, одна «пятьдесят восьмая» сидит.

Санитарка принесла на подносе тарелки с супом и кашей.

Богданов кивнул ей так же хмуро, как и рассказывал, и принялся есть.

– Довели, короче, людей! Вчера вечером привезли шесть человек, я самых тяжелых прооперировал… Ешьте, остынет! Я вам дам их «Манифест» месячной давности… – Богданов нашел конверт в куче бумаг.

Горчаков взял конверт и посмотрел на дверь.

– Не бойтесь особенно, тут эти листовки у всех есть. Заключенные их с воздушных змеев разбрасывают!

– Так что, была комиссия?

– Была. Они и сейчас работают. Только каторжане требовали правительственную, а эти из МВД. Два месяца переговоры вели, стращали, подкупали, освободить раньше срока обещали… что-то, правда, сразу сделали – разрешили каторжные номера снять с одежды, решетки с окон, переписку разрешили раз в месяц. Но не договорились. В последнее время начали силой усмирять, вот и жертвы… – Он доел, выпил компот и встал. – Все. Пойду посмотрю ночных. Через полчаса начинаем оперировать.