А вот нью-йоркская газета «Сан» целой передовицей разразилась по поводу мелкого факта — бунта американской роты в Архангельске 30 марта. Чайковский задержался на строках обзора: «Бунт американских войск в Архангельске должен был обсуждаться в свете тех фактов, которые предшествовали этому случаю...» Для газеты «Сан» психологически понятно нежелание американских солдат воевать с большевиками. «Цель, — говорит «Сан», — для которой эти солдаты были посланы в Архангельск, уже больше не существует. Немцы побеждены. Мы были всегда среди тех, кто заявлял, что если мы и союзники в войне с большевиками, то лучше послать туда большую армию для выигрыша этой войны; если же мы не хотим воевать с людьми, которые убивают наших солдат, то мы должны отозвать свои войска из Архангельска». Газета не придает серьезного значения этому бунту, не обвиняет солдат, констатируя, что «это был не бунт против дисциплины или американизма. Это было движение против тупоумия офицеров, поставивших солдат в тяжелое положение».
Вот и напрасно, отметил Чайковский, военное министерство видит в этом факте исключительно большевистскую пропаганду. За такое объяснение уцепились многие газеты Америки, приводят фотоснимки прокламаций, которые разбрасываются большевиками на Северном фронте.
Радикальной части общества этот бунт дал лишь материал для шума о выводе войск. А республиканская печать пользуется случаем, дабы обвинить демократическую администрацию США в неправильных действиях, связанных с посылкой солдат в Архангельск.
Он, Чайковский, как народный социалист, сумеет доказать Европе вред таких утверждений.
Миллер и Марушевский тоже считали, что все дело в непонимании обстановки государственными деятелями европейских стран и Америки. Иначе чем объяснить задержку новых контингентов войск после разгрома Германии, когда у союзников высвободились силы?
Возлагая надежду на заграничную помощь, русские генералы пеклись и о создании собственной армии. Будь у них свое большое войско, не боялись бы эвакуации союзников. Но его нет. В прошлом году выступил Архангелогородский полк. Усмирив его, думали: что ж, первый блин всегда комом. Однако неприятности продолжались. Сначала к красным перебегали одиночки и небольшие группы, затем восстали две роты в Тулгасе и вот совсем недавно — целый полк на Пинеге. Айронсайд метал громы и молнии. Сам ездил к местам происшествий, поскольку восставшие убили и английских офицеров.
Можно ли считать, что беспорядкам положен конец? Во всяком случае, сделано все возможное. Зачинщиков расстреляли перед строем, подозрительных арестовали, обо всем этом широко оповестили войска. Теперь каждый солдат, где бы он ни находился, знает, какая жестокая кара ждет подстрекателей. Но полностью заглушить мысли о восстаниях и перебежках могут лишь новые контингенты союзных войск. Прибудут ли они?
Вскоре заграничные сообщения подтвердились. В Архангельском порту разгрузилась сначала 1-я, потом 2-я английские пехотные бригады.
На радостях Айронсайд решил отметить день рождения английского короля. Гвоздь программы — военный парад. Главнокомандующий продумал все его детали. Командование парадом взял на себя, а принимать парад поручил Миллеру, желая продемонстрировать, что он уважает местные власти. Не пожалел времени на то, чтобы выучить текст доклада по-русски.
Приняв от него рапорт, Миллер взял трехцветный русский флаг с изображением меча в лавровом венке и вручил его батальону. Не по уставу, правда, ведь только полкам вручаются знамена, но что поделаешь, если на полк добровольцев так и не наскребли, хотя тюрьмы почистили основательно.
Под звуки «Егерского марша», в сильно замедленном темпе, знаменосец в сопровождении ассистентов понес знамя по фронту, растягивая шаг чуть ли не на минуту. Карикатурно это выглядело, по так велел Айронсайд: именно в таком темпе сменяется караул у королевского дворца. Бывалые солдаты ухмылялись.
— Прямо как похоронный марш играют, Гриша, — толкнув локтем Визжачего, шепнул Лыткин.
— А мы его и похороним, Яша, — ответил тот.
«Его» — полк. Еще перед вербовкой в тюрьме такой уговор был, только бы получить оружие и попасть на передовые.
С такими же мыслями по соседству с ними стояли Василий Задорин и Яков Киприянов, бывшие подпольщики Усть-Вашки. В тюрьму они попали всей группой, во главе с Григорием Ружниковым. Сам Григорий наотрез отказался вступать в дайеровский батальон, считая это позором для большевика. Не убедила его и листовка подпольного комитета. Он был уверен, что лучше организовать побег прямо из тюрьмы, чем действовать окольным путем. Остальные согласились с ним, откололись лишь они двое — Визжачий и Лыткин.
Читать дальше