Екатерина Франк - Под флагом цвета крови и свободы

– Я приказал подготовить для вас каюту, сеньорита, – любезно заговорил он по завершении испытания с картой. – Мистер Фокс, помнится мне, говорил, что у капитана Рэдфорда вы также привыкли жить отдельно. Если у вас возникнут какие-то пожелания, обратитесь лично ко мне.

– Большое спасибо, меня все устраивает, – кивнула Эрнеста и внутренне содрогнулась, осознав смысл этих слов; капитан, заметив ее сомнения, усмехнулся:

– Вас удивляет, что я заранее наводил о вас справки?

– Значит, у вас с самого начала было две цели: капитан Рэдфорд и я? – тихо спросила Морено. Гарсия не стал отпираться:

– Хоть я и неплохо знаю навигацию и эти воды, но после сегодняшней демонстрации вашего искусства мне стало очевидно, насколько этого мало для настоящего штурмана. Я очень рад, что смог убедить вас присоединиться к нам.

Эрнеста осторожно улыбнулась, хотя последние слова неожиданным холодом отдались в ее сердце. Для пиратского капитана говорить о себе и команде как о едином целом было бы совершенно естественно; однако все, что она успела заметить в своем новом окружении, заставляло ее думать прямо противоположное об этих людях.

Прежде всего, команда была отнюдь не поголовно испанская: большинство матросов, как раз наоборот, оказались французами, голландцами и даже англичанами – но все они и между собой, и с начальством разговаривали исключительно на испанском языке. Любого человека, сколько-нибудь знакомого с мореходством, насторожило бы такое отсутствие особого смесового жаргона внутри команды, и Эрнеста не стала исключением; однако то была лишь первая из многочисленных странностей, подмеченных ею.

Все эти матросы, представители низшего звена корабельной иерархии – юнг или «пороховых обезьянок» Морено за время своего пребывания не заметила еще ни разу – все они оказывались на редкость исполнительны и почтительны: на любой приказ Эрнесты, назначенной штурманом и, следовательно, также вошедшей в число их начальства, они откликались незамедлительно и ни разу не допускали небрежности в работе. Словом, вели себя именно так, как Морено обычно требовала от подчиненных, однако прекрасно сознавала, что это неосуществимо.

Больше всего поражали ее их лица: одинаково неподвижные, бесстрастно–покорные, как у каменных статуй, и голоса под стать им; Эрнеста, неплохо знавшая многочисленные морские суеверия, могла бы представить себе такими людей, зачарованных волшебным пением сирены. Но она не настолько верила в такие истории, чтобы так думать – вместо этого она внимательно изучала все вокруг себя, замечая еще более странные вещи: отсутствие разговоров между матросами даже в кубрике, пустую шлюпочную палубу, не считая капитанской гички, поголовно испанский офицерский состав…

Она искала, ждала и мучилась, проклиная себя за бессилие, и удача улыбнулась ей: на третий день пути Эрнеста приметила среди матросов знакомое лицо. То был бывший матрос–испанец из команды капитана Антонио, немолодой мужчина с усталым и словно бы обвисшим лицом, на котором странно торчала вверх коротко остриженная щетка усов; однако он никак не показывал, что каким-либо образом знаком с Эрнестой, и, когда она подошла к нему, лишь вежливо спросил, имеются ли у нее распоряжения. При этом он мимолетно скользнул взглядом по ее лицу с самым непонимающим видом; не знай девушка его прежде более десяти лет, она посчитала бы, что обозналась.

Но эта неудача не слишком встревожила ее в первый раз; в конце концов, в окружении врагов не следовало выдавать, что она была знакома с одним из них. В тот же день ближе к вечеру Эрнеста улучила момент, когда этот человек отправился в кладовую пересматривать кули с припасами, и прокралась следом за ним.

– Теперь уже можешь не молчать, здесь никого нет, – прошептала она, закрывая дверь и прижимаясь к ней спиной. У нее даже немного отлегло от сердца – от радости, что она больше не одна. – Я была уверена, что ты мне поможешь…

– Простите, сеньорита, я вас не понимаю, – деревянным голосом ответил тот, заставив ее вздрогнуть. – Каким образом я могу вам помочь? Если у вас есть какие-то распоряжения…

Девушка схватилась за голову: ей показалось, что она находится в каком-то страшном сне.

– Ты не можешь меня не помнить! Я Эрнеста Морено, дочь капитана Антонио, а ты – Педро Санчес, вы с ним много лет ходили по морю, – торопливым шепотом заговорила она. Мужчина скрипнул зубами:

– Извините, сеньорита, я такого не припомню. Должно быть, вы путаете меня с другим человеком. Я должен идти, – он отвернулся и действительно намеревался покинуть кладовую, однако Морено мгновенно метнулась к нему и схватилась за его плечи – гладкая кожа самошитой куртки норовила выскользнуть, и девушка с силой впилась в нее ногтями.