Сергей Коняшин - Последний рубеж

Танки начали быстрым, хорошо отточенным манёвром перестраиваться для последнего броска, вытягивая вперёд проламывающее остриё складывавшегося на ходу треугольника. Железный лязг и страшный скрежет нарастали с каждой секундой. Новицкий уже мог видеть искры из выхлопных труб и снег на покачивающейся в такт движению броне. Каждый его мускул напрягся до окаменения. Сузившиеся под секущим норд-остом глаза вперились в быстро надвигающиеся машины.

– Ого-о-онь! – наконец скомандовал майор.

С резким грохотом ударили трофейные орудия. Тотчас же рассветный полумрак разорвался безудержным эхом ответных танковых выстрелов. Строй серых силуэтов, напористо слепящих мощными фарами, в ту же секунду окутался кипящими огненными вспышками. Взрывы снарядов, глуша уши жаркой болью, запрыгали вперёд ярко-красными скачками. Казалось, то здесь, то там берег внезапно вскипал кроваво-багряными валами, словно адское пламя вдруг начинало вырываться из-под пробитой насквозь земли.

Подпустив один из танков на расстояние уверенного броска, Новицкий швырнул гранату под его гусеницу. Рывок огня вышиб из неё несколько траков, которые, отлетев в сторону, со звоном ударились о корпус соседнего танка. Подорванную машину повело в сторону, она забуксовала, беспомощно осела на бок, загорелась от прямого попадания чьего-то снаряда и остановилась, предсмертно воя, словно раненый зверь, от жалившего её изнутри огня. Из быстро распахнувшегося люка вылезли трое танкистов. Андрей тут же срезал двоих из них одной очередью и после короткой паузы с внезапно охватившим его мстительным восторгом прострелил голову третьему. Тело неуклюже сползло по заснеженной броне, жирно перечеркнув кровью большой чёрный, обведенный белым контуром крест, и рухнуло под задравшиеся вверх и бесполезно крутящиеся на весу колеса.

Нескончаемый поток танков, часто мелькая острыми вспышками тяжёлых выстрелов, не прерываясь ни на минуту, волна за волной накатывался на плацдарм из глубины немецкой обороны. В орудийный грохот с деревянным хрустом впивались сухие щелчки противотанковых ружей. Несколько машин, как будто с ходу натолкнувшись на невидимую стену, остановились и, мощно тараня друг друга грохочущим металлом, начали ввинчиваться в землю, оставляя на ней плоские ленты перебитых гусениц.

В мутно стелющейся по берегу жёсткой пороховой гари, под взрывами, забивающими глаза мокрым песком и окатывающими мелко раздробленными комьями земли, Новицкий почти утратил чувство реальности. Краем глаза Андрей замечал густо измазанные копотью, аспидно-чёрные, окровавленные лица отчаянно дерущихся друзей, но уже не мог сказать, сколько времени прошло с начала первого удара, и сколько ещё он выдержит в этом сумасшедшем ритме неравного боя.

Несколько десятков танков уже горели на подступах к маленькому плацдарму. Разносящийся по ветру огонь жадно облизывал их. От закопчённых машин густо валил жирный чёрный дым. Внутри некоторых толчками рвались неиспользованные снаряды, заставляя безжизненно замершие башни и гусеницы мощно вздрагивать. Из-под трескучего пламени, смешиваясь с запахом сгораемых масла и соляры, вырывалась смердящая вонь горящего человеческого мяса.

Через несколько часов стало ясно, что танковая атака ослабла. Бесцельное кружение уцелевших машин вокруг десантников давало понять, что ещё на одну атаку фрицы не решатся. Каждый метр плацдарма был плотно измят гусеницами, изрыт и искромсан пулями и снарядами. Продавленные танками в земле широкие следы густо заполнились мокрым снегом, грязью и кровью. Вокруг подбитых машин в нелепых позах бугрились трупы немецких танкистов в чёрных униформах. В глубине их остекленевших глаз, широко раскрытых в последнем ужасе, отражались отблески незаконченного боя – вслед за танками начали прибывать бронетранспортёры с вражеской пехотой. Рявкнула и загремела гитлеровская артиллерия. Небо вновь запылало трассами и косматыми искрами ракет. Гулкие раскаты орудий гудели в такт штормовой погоде, обрушивавшей на берег ревущие волны прибоя. Огневые волны вновь накрыли плацдарм.

С противоположной стороны бухты отчаянно утюжил Станичку громыхающим катком артиллерийского огня Зубков.

Взбешённо пронизывая утреннюю зарю вспышками выстрелов, на куниковцев двинулись длинные пехотные цепи немецких солдат. Порывы ветра разносили отчаянную трескотню тысяч пулемётов и автоматов. В воздухе звонко лопались бризантные снаряды. Горький запах окалины и пороха забивал ноздри. Шершавый холод, словно наждаком, драл одеревеневшие лица. Закоченевшие пальцы обжигались на толстых раскалённых стволах ППШ. Сердца захлёбывались, неровно стуча сдвоенными ударами. Ненадолго замершая после отбитой танковой атаки земля вновь превратилась в сплошное кипящее месиво.