Сергей Коняшин - Последний рубеж

На обледенелом галечном пляже матросов встречал сам майор с группой солдат. Разбившись на две части, они начали разгружать оружие и боеприпасы с утонувшей «Скумбрии». Пока одни, раздевшись догола, вытаскивали из судна тяжёлые ящики, другие, надев ватники, грелись на берегу. Куников лично засекал время, чтобы люди не находились в ледяной воде дольше пяти минут.

Жёсткий норд-ост мощно гудел над головами и разносил над клокочущей штормом Цемесской бухтой канонаду яростного боя. Выбежав на охваченный пожарами берег, Новицкий сразу бросился на передний край. Впереди всё пульсировало тёмно-красными вспышками. Пламя полыхающих домов густо смешивалось с тяжёлым жирным дымом. Снежная крошка сыпалась на шапку-ушанку. Усиливающийся ветер насквозь продувал разорванный в нескольких местах ватник. Влажное от пота, мокрого снега и морской воды тело быстро теряло тепло под слипшимся от крови нижним бельём. От пронизывающего холода начинало сводить челюсти.

Косые тени сгорбленных фигур заячьими скачками перемещались вокруг него среди частых всплесков мин и снарядов. На лицах бойцов, красных от напряжения и нахлёстанных ветром, высвечивались в отблесках трассирующих очередей жуткие гримасы.

К трём часам ночи бой прекратился. Расчёт Куникова на внезапность оправдался. Слабая противодесантная оборона фашистов в районе Станички позволила русским бойцам с ходу разгромить брошенные туда немецкие и румынские отряды и захватить небольшой плацдарм. Однако майор прекрасно понимал ненадёжность первого успеха, поэтому, не дав людям ни секунды отдыха, приказал окапываться. Многократное превосходство противника в живой силе и технике делало обстановку, в которой оказался отряд, весьма тяжёлой, а бушевавший за спинами шторм лишал всякой надежды на подкрепление: море стало несудоходным.

– Продовольствия и патронов мало, – сказал Цезарь Котанову, пока они наскоро размещали штаб в наиболее уцелевшем после первого боя доме, – но это полбеды. Десант у Южной Озерейки, судя по всему, полностью разгромлен. Значит, примерно через сутки – думаю, раньше немцы вряд ли перебросят оттуда войска – все освободившиеся силы навалятся на нас, и мы уже не сможем их сдержать. Но если бригада Потапова успеет высадиться на плацдарм и закрепиться здесь, тогда, возможно, фрицам не удастся сбросить нас в море. Поэтому наша единственная задача сейчас – выстоять хотя бы сутки и не отдать эту землю любой ценой.

– Лишь бы перестало штормить и Потапов смог сюда дойти, – хмуро отвечал Фёдор, вынимая из чехла радиопередатчик. – Иначе грош цена нашему героизму.

– Перестанет, никуда не денется… – успокоил Куников, доставая испачканными в земле пальцами ручку и блокнот из планшета. – Так сильно штормить долго не может… А пока передай Холостякову вот это…

Он протянул начальнику штаба листок, только что исписанный аккуратным убористым почерком.

– Какой смысл? – недоверчиво спросил Котанов, не глядя на записку. – Буров, надо полагать, сдал нас не только с потрохами, но и с радиошифрами.

– Передай! – твёрдо повторил Цезарь.

Фёдор взял листок, бегло пробежал его взглядом и медленно поднял на Куникова недоумённый взгляд.

– Так и радировать? – удивился он.

– Именно так. Слово в слово… – ответил Цезарь и вышел на улицу проверить, как окапываются десантники.

Станичка угрюмо темнела под крупными зимними звёздами. Снежная позёмка густыми клубами стелилась по земле в крепких порывах усиливающегося норд-оста. Белые шлейфы широкими жгутами скользили между домами и плотно обвивали заиндевевшие, впаянные в лёд редкие деревья. Ночь была наполнена частым стуком металла о мёрзлую землю и сыпучим шорохом отбрасываемых комьев. Низовой ветер разносил повсюду тупые удары и скрежетание металла по звонкой каменистой поверхности. Вгрызаться в твёрдый, как железо, грунт было неимоверно сложно. Сапёрные лопаты не брали промороженную влажными приморскими холодами почву, а лишь глухо клевали её, брызгая в стороны крепкими, как кремень, осколками. С невероятным трудом кроша неподатливый грунт, сверкающий сталью в свете яркой луны, бойцы медленно углублялись в землю и выкладывали перед собой низкие брустверы из отколотых комьев.

Андрей, превозмогая нестерпимую боль от ран, с размаху рубил твёрдую заледеневшую почву острым ребром сапёрной лопаты. Каждый удар отдавался в висках больными толчками крови. По телу шершавыми змейками полз озноб. Ныли мышцы плеч и рук, ломило шею, горели мозоли на ладонях, с пронизывающим покалыванием по спине пробегали мурашки. Его не оставляли жгучее чувство голода и неутолимая жажда. Он сгрёб дрожащей рукой с земли пригоршню колкого, как битое стекло, снега, стал раскусывать и глотать острые, быстро тающие в горле кусочки. Холодная влага леденила рот, на зубах скрипел песок. Высосав из перемешанного с землёй снега последние капли, Новицкий выплюнул оставшуюся во рту грязь и продолжил копать.