Сергей Коняшин - Последний рубеж

Георгий Никитич почти догнал Мэри, когда пламя выстрелов ударило в глаза и пронзительный треск автоматных очередей распорол ночной воздух. Услышав приближающийся шум, фашисты открыли в его сторону беспорядочный огонь. Пули быстро защёлкали по стволам деревьев, сбрив несколько тонких веток рядом с Холостяковым. Он бросился на землю и вжался в груду опавших листьев.

На тускло освещённой месяцем тропе уже можно было различить группу тёмных силуэтов. Красными веерами разлетались от них огненные следы трассеров. Пули свистели между деревьями и в дробном клёкоте переплетающихся очередей со звоном вонзались в стволы и камни. Затылком чувствуя, как накалённый свинец с визгом сверлит воздух над головой, Георгий Никитич не переставал искать глазами Энделя, но в густой черноте ничего и никого не было видно.

Когда немцы наконец перестали стрелять, над горным лесом повисла такая оглушающая тишина, что Холостяков отчётливо услышал отрывистые удары своего сердца и затаённое дыхание. «Вот и конец! – с отчаянием подумал каперанг. – Какого чёрта он полез на рожон? Какого чёрта?!»

Впереди внезапно раздался хруст ломающихся веток, и Георгий Никитич увидел, как на тропу прямо перед фашистским разведотрядом из высоких кустов кто-то вывалился. Сделав несколько слабых шагов, человек упал на землю. Фрицы наставили на него автоматы, но тот поднял вверх руку, умоляюще замахал ею из стороны в сторону и что-то быстро заговорил по-немецки…

Упав перед фашистами и громко застонав от боли, Мэри прохрипел:

– Не стреляйте! Меня зовут Рудольф. Я убежал из русского плена. Пожалуйста, помогите мне!

Немцы несколько секунд стояли неподвижно, не опуская автоматов и как будто осмысливая происходящее. Затем командир отряда коротким кивком скомандовал одному из них приблизиться к раненому. Остальные продолжали держать Энделя на мушке.

– Моё удостоверение здесь, – осторожно проговорил Мэри, медленно доставая из внутреннего кармана документ и протягивая подошедшему. – Его немного залило кровью, когда меня ранили, но в нём всё видно.

– Рудольф Шнайдер, – раскрыв удостоверение и подсветив себе тусклым карманным фонариком, вполголоса прочитал солдат. – Семьдесят третья дивизия семнадцатой армии.

Командир приказал опустить оружие. Гитлеровец вернул удостоверение Энделю, и тот поспешно убрал его обратно в карман кителя. Пока несколько немцев рубили в лесу тонкие деревья и толстые ветки, чтобы соорудить перекладины для носилок, санитар оказал Мэри первую медицинскую помощь – промыл раны водой из фляги и перевязал их. Затем фашисты соорудили из только что срубленных жердей и собственных ремней носилки, уложили на них Энделя и понесли в сторону Новороссийска.

Часто оступаясь на кривой горной тропе, командир разведотряда, шагая рядом с носилками, подробно расспрашивал Мэри, что произошло у Волчьих ворот, как ему удалось выжить и выскользнуть из засады, как он попал в плен и как сбежал. Эндель старался не углубляться в подробности, боясь оказаться уличённым в обмане из-за какой-нибудь мелочи. Обстоятельства были на его стороне. Израненный и уставший, он мог даже не притворяться, что ему сложно говорить, – это было и так очевидно, а бинты на голове, стягивающие подбородок, как и предполагалось, делали его речь не совсем разборчивой, скрывая русский акцент. Наконец санитар посоветовал командиру отложить допрос до тех пор, пока Рудольфа не доставят в госпиталь и не предоставят необходимое лечение.

Немцы спустились с гор со стороны Мефодиевки и отнесли Мэри в подвал одного из разрушенных авиабомбами домов. Здесь командир оставил с ним высокого лопоухого солдата и, приказав им обоим дожидаться медицинской машины, увёл разведотряд дальше в город.

– Возьми подкрепиться, – сказал он на прощание, бросив рядом с Энделем немецкую, с орлом и свастикой, фляжку со шнапсом и пачку галет.

Мэри благодарно кивнул замотанной бинтами головой.

Когда глаза привыкли к подвальному полумраку, он смог рассмотреть, что весь пол был завален старыми грязными одеялами, пустыми бутылками из-под шнапса и водки, рваной женской одеждой и обрывками порнографических открыток. На стене, местами забрызганной кровью, белела коряво нацарапанная фигура обнажённой девушки, курящей длинную сигарету, с косо начерченной под ней надписью «Комната удовольствий».

Энделя распирали вопросы, но по непринуждённому виду своего сопровождающего, который задремал в углу, небрежно раскинув ноги в стороны и тихо похрапывая, он понял, что для фашиста во всей этой обстановке не было ничего удивительного, а значит, любопытство Мэри могло привлечь внимание. Он опёрся о стену и попытался заснуть.