Сергей Коняшин - Последний рубеж

– Интересно… – Буров ещё раз с изумлением сравнил два почти одинаковых лица на фотографиях в удостоверении и в личном деле. – А что вы от меня хотите?

– Вы долгое время служили в нашем посольстве в Берлине.

– Было дело, – кивнул Буров.

– У меня есть идея забросить Мэри на разведку в Новороссийск с документами Шнайдера. Не хватает кое-чего для полноты картины, – Холостяков постучал карандашом по карте. – Поможете прочитать трофейные документы, чтобы собрать установочные данные? Я, к сожалению, не знаю немецкого языка, а штатных переводчиков у нас нет.

– Боюсь, я знаю его ненамного лучше вас, товарищ каперанг, – признался Буров. – Видите ли, я занимался в Германии другими вещами, постоянно был занят. Было не до изучения языка.

– И там шпионы? – осведомился Георгий Никитич.

– Они везде… – глубокомысленно ответил Буров. – Будьте начеку!

– Что ж, – вздохнул Холостяков. – Похоже, придётся тревожить в госпитале самого Мэри. А я так хотел дать ему хоть немного отдохнуть.

– Наверное, другого выхода действительно нет, – поднимаясь со стула и пожимая на прощание руку, проговорил Буров. – Извините, что не смог помочь, каперанг. Кстати, держите меня в курсе всей этой вашей разведывательной операции. Чем больше я буду знать, тем проще будет отследить утечку информации, если она, не дай бог, произойдёт.

– Договорились, товарищ полковник.

Проводив Бурова и закончив с картой, Георгий Никитич собрал в конверт документы убитого Шнайдера, вызвал «эмку» и отправился к Мэри.

Госпиталь располагался в широком длинном бараке почти у самого подножия гор. Здесь приятно пахло чистым бельём и осенней, ещё не слишком холодной свежестью, лёгким сквозняком продувавшей помещение через широко открытые форточки.

Койки Энделя Мэри и Андрея Новицкого стояли в дальнем от входа углу. Головы и тела обоих были в бинтах, на которых тёмными пятнами багровела проступившая кровь. Эндель дремал, подложив под голову согнутую в локте руку. Андрей задумчиво и отрешённо смотрел в окно.

Снаружи тихо шелестели деревья, яркое высокое солнце изумрудно расцвечивало их тёмно-зелёную густую листву. Вдаль убегала крутая гряда гор, а слева от неё под неохватным голубым небом блестел сине-зелёной лазурью бескрайний морской простор. Какой мирной и беззаботной казалась Андрею здешняя тишина – как будто тонкие птичьи трели никогда не заглушал свист пуль, а золотые солнечные лучи – не гасли за чёрным дымом пожаров.

Сейчас ему была известна подлинная цена короткого затишья и зыбкого безмятежного спокойствия. Цена эта была поистине чудовищной – сотни жизней его друзей, остановивших врага на восточной окраине Новороссийска. За каждую секунду непрочного мира, когда он, раненый и беспомощный, валяется в госпитале, на чудом выдержавшей атаки врага Балке Адамовича русские солдаты и офицеры продолжают платить эту цену.

Всего в нескольких десятках километров от его госпитального барака дрожит от артиллерийских взрывов земля, и её холодные комья падают за шиворот затаившихся в окопах солдат. Потом начинается атака. На рыхлые стенки траншей брызгают кровь и выбитые пулями мозги. В затянутом дымом небе лопаются бризантные снаряды, осыпая людей раскалёнными кусками смертоносного железа. Вокруг плотно падают мины, вздымая из остатков расплющенных брустверных насыпей высокие фонтаны серой сухой земли. Многочисленные убитые в застывших позах лежат в окопах вперемежку с живыми. Их безжизненные и остановившиеся глаза как будто пристально смотрят на мужество и смерть других людей. В этом аду дерутся за его родной город грузины и сибиряки, точно так же, как и он когда-то бился за Одессу и Севастополь, но не отстоял.

Будет ли у него право винить их, если они сдадут Новороссийск? Всё ли возможное предпримут они, чтобы не отдать немцам его родной дом? А всё ли от него зависящее сделал он сам в Крыму и на Тамани, защищая чужие дома?

Новицкому не давали покоя эти вопросы. Андрей был уверен, что, пока сохраняется любая возможность оставаться рядом с Новороссийском и надеяться на встречу с дорогими ему людьми, он не должен прозябать без дела. Пусть даже раненому ему найдут занятие! Андрей был готов делать что угодно, лишь бы оборона стала чуть прочнее, лишь бы русские войска продержались на занятом рубеже лишнюю минуту, лишь бы истребить как можно больше фашистов. Андрей хотел во что бы то ни стало поговорить с кем-то из старших офицеров, но как это сделать, лёжа на больничной койке, не представлял.