Лариса Шкатула - Казачья доля - воля-неволя

– Вот она! – Люба торжественно распахнула перед отцом дверь.

Прямо на него из красного угла смотрела икона. Такие красивые Михаил Андреевич видел прежде, разве что, в церкви. Большая, в красивом серебряном окладе, с лампадой на серебряной же цепи, икона Николая-Чудотворца. Гречко будто зачарованный перекрестился.

– Поможи, Господи, в вашей хате…

И споткнулся. Какая хата. Палаты, не иначе, царские. Высокие потолки, большие окна, в которые свободно льется свет… И это построила его дочь?

У левой стены стояла огромная кровать с никелированными шишечками, и на ней стопка подушек в белоснежных наволочках. Над кроватью – шерстяной ковер, и на нем две шашки крест-накрест, и по бокам два кинжала с серебряной рукояткой. Все старинное, дорогое…

– На какие деньги, Люба, ты все это купила?

Наверное, Люба не ожидала, что отец задаст ей такой вопрос, потому что смутилась, покраснела, и потихоньку отошла подальше, словно отец мог, как в детстве, отпустить ей затрещину.

Вообще-то ни в чем признаваться она не хотела. На вопросы станичников говорила обычно туманно, не поясняя. Мол, Василий прислал ей деньги, которые добыл на войне. И ей верили. Бывало, что казаки возвращались с богатой добычей. Но теперь тут же стоял Семен, а уж он-то знал, сколько денег перепало молодой вдове Василия. Притом, он и не знал, что только половина от тех денег. Своей рукой ведь эти деньги отсчитывал.

Люба оглянулась на Семена, который и сам в последнее время едва сдерживался, чтобы не задать сестре этот вопрос. То есть, денег на все постройки явно было израсходовано гораздо больше, чем у нее было…

Молодая женщина без сил опустилась на лавку, покрытую медвежьей полостью, у соседней стены.

– Но ведь я хотела как лучше. Я же не только для себя!

Мужчины, не сговариваясь, тоже сели на лавку по обе стороны от Любы и замерли в ожидании.

– Я дедушкин клад откопала! – выпалила Люба, не в силах больше продолжать томительную паузу.

– Дедушкин клад? – изумленно переспросил Михаил Андреевич. – Но разве он был? Я думал, это у нас такая семейная шутка. Чуть что, кто-нибудь говорил, вот откопаем дедушкин клад и заживем по-царски.

Он обернулся к Семену.

– Помнишь, Люба в детстве ходила по двору деда с бабкой, все маленькой лопаткой копала. Над нею еще смеялись: раз копает, значит, найдет!.. Когда же ты его выкопала?

– Перед тем, как невестки решили дом дедушки с бабушкой продать, а деньги между вами всеми разделить. Думаю, все равно дом кому-то чужому достанется, а как же дедушкин клад?

– Выходит, ты одна в него и верила.

– Что-то я не помню, чтобы ты на гречковском подворье что-то копала, – пробормотал Семен.

– А, помнишь, меня мама послала, чтобы с грядки перед домом «петушков» накопать?

– Не помню.

– Мне тогда тринадцать лет было… Вот я и подумала, а что если еще раз попробовать. Раз уж рядом нет никого. Не найду, так об этом никто и не узнает. Ну, о том, что я искала…

– И ты все время молчала? – не поверил Семен.

– И где все-таки этот клад был? – обернулся к ней отец.

– Под крыльцом, где же еще!.. Просто все время думала, думала, где у стариков на подворье место, куда лопата не доходила. Получалось, везде копали. В конюшне – кизяк нарезали. В палисаднике цветы сажали. Про огород я уже не говорю…

– Но крыльцо такое тяжелое, как ты его поднимала?

– А мне Митька помог. Я ему наврала. Сказала, что под крыльцом свою иконку спрятала, а теперь поднять не могу. Он мне и помог. И даже горшок вытащил. Только заглядывать в него не стал, к друзьям очень торопился. Я назло ему тоже правду говорить не стала. Думала, что раз ему друзья важнее, то и клада он не увидит… Потом, когда меня собрались замуж выдавать, я к нему опять ходила, думала, расскажу про клад, а он меня даже слушать не стал… Вот я и подумала, раз дедов горшок никому не нужен, я его себе и возьму!

– Что же мои братовья скажут, если узнают! – немедленно опечалился Михаил Андреевич.

– А почему они должны что-то узнавать? – защебетала Люба, когда поняла, что гроза миновала.

– И много там было монет? – поинтересовался Михаил Андреевич.

– Сто сорок пять штук.

– Ого, можно подумать, что в свое время и отец нашел клад… Постой, это же ты почти восемь лет молчала, никому не говорила, а потом вдруг… Для чего же ты эти монеты хранила?

– Сначала боялась, что вы у меня их отберете. А потом думала, Митька из Златоуста вернется, – призналась Люба.

– Хотела Митьке их отдать? – все еще не понимал Семен.