Лариса Шкатула - Казачья доля - воля-неволя

Митька – Дмитро Иващенко. Друг ее брата Семена. Люба влюблена в него, наверное, с пяти лет, еще, когда бегала босоногой девчонкой следом за мальчишками, которые не хотели с нею играть и все гнали от себя.

Мальчишкам хорошо: они и в детстве весело жили: рыбу ловили, птиц – силками, шашки себе из дерева строгали, к старой крепости ходили – Семка там однажды старую монетку нашел, в заводи ловили раков… Люба могла только держаться в отдалении, смертельно завидуя старшему брату и его друзьям, среди которых Митька и тогда выделялся… На полголовы выше, стрункий, а глаза… Не будет Люба думать про его глаза! Любил бы, давно бы уже вызнал, где она, что с нею, приехал в хутор, посадил на телегу, да и увез… прямо в церковь, венчаться…

Она опять подошла к краю обрыва и снова глянула вниз. Неутомимая река ревела и грохотала, ни на миг не прекращая свой стремительный бег… Кто-то тронул ее за плечо. Люба вздрогнула от неожиданности и едва не свалилась вниз, хорошо ее за руку схватили, оттащили от края. Она повернулась и несказанно удивилась. Ее младший брат Григорий, который в это самое время должен быть в Млынке, с отцом-матерью, стоял перед нею и улыбался…

– Грицко, ты откуда здесь взялся?

– Отец за тобой послал. Сказал, надо чтобы Люба за матерью присмотрела.

– Чего за нею смотреть, не старая, не хворая…

Люба все не могла забыть, что именно мать приняла решение об ее ссылке и разлуке с любимым.

– Хворая! – сказал младший брат, уводя Любу от опасного места. – Со вчерашнего дня захворала. Так и лежит. Отвернулась к стене и слова никому не говорит…

– Мама – лежит?!

За все свои шестнадцать лет Люба не помнила, чтобы когда-нибудь видела мать лежащей. Зоя Григорьевна всю жизнь работала: то готовила на печке ароматный борщ, то пекла пирожки с самой разной начинкой на подсолнечном масле, то подмазывала их хату известью, то таскала воду из колодца.

А ведь она была далеко не так крепка, как многие казачки. Своей хрупкостью она отца, наверное, и поразила. Он до сих пор любил поднять ее на руки и закружить. Седина в голове, а мать до сих пор любит… Сам любит, а своей дочери, что же, запрещает?!

Люба всегда немного побаивалась того, что работа на подворье для матери тяжела. Даже подумала как-то: ой, не надорвется ли мама, таская такие тяжести. То два огромных ведра на коромысле, то бочонки с вином – конечно, когда рядом никого из мужчин не было. Жалела мать, а она?

– Что с матерью случилось? – все же спросила Люба; нельзя же столько времени на мать злиться, нехорошо это. Родителей надо почитать, и все им прощать.

Так растолковывала Любе ее подруга Катя, которую два года воспитывали монашки. Учили Библии и всем церковным обычаям, чтобы потом девушка следовала этим обычаям в своей семье.

– Да не с нею, с Семеном.

Люба едва поспевала за братом, который быстрым шагом шел к дому тетки, на ходу рассказывая последние события. Она схватила его за руку, остановила, разворачивая лицом к себе.

– Подожди, а что может случиться с Семой? Живой-здоровый, слава Богу! Или нет?

Люба в пылу разговора выпалила эти слова, а уже потом почувствовала, как внутри у нее все похолодело. Не может со старшим братом ничего случиться! Она подумала так, будто заклинание произнесла. Старший брат. Он хоть и не любил с нею играть в детстве, а все равно всегда защищал, если она падала, поднимал и дул на разбитые коленки, заглядывая в лицо.

– Уже не болит? Не болит?

Гришка нехотя отвел взгляд.

– Нет. А если честно, мы не знаем.

Вчера… Да, вчера была ярмарка – Люба тут в глуши совсем со счета сбилась, сколько дней прошло.

– Да говори же, не молчи!

Но Гришка продолжал молча укладывать узел с вещами сестры и даже что-то объяснял тетке. Неправду. Вроде, отец куда-то уезжает, а мать одна дома не справляется.

– А Сема? – продолжала допытываться тетка.

– Сема уехал в Екатеринодар. Учиться на урядника…

Откуда он это взял, про урядника? И такой вид на себя напустил, будто ему не девятый год, а двадцатый! Как отец отпустил такого маленького в такую даль? Что он понимает? Сидит вон, поводья в руке держит, важный такой, с Любой разговаривает, едва поворачивая голову.

Тетка Галя охала-ахала, помогая Любе собираться.

– Только приихала, та вже назад? И не погостювала!

– Мама просила Любу привести, – повторял Гришка.

– Ой, а я ж тильки картошку начала копать! – стала причитать тетка, и было непонятно, при чем здесь картошка. – Передайте братику, что прииду, як смогу. Може, помощь нужна…