Мэгги О'Фаррелл - Хамнет

Придя в себя, Джоан осознала, что ее перенесли в другой конец двора, и там Бартоломью, продолжая удерживать ее, спросил, что произошло, что вызвало весь этот кошмар, и она все выложила ему, тыча пальцем в сторону Агнес, теперь поддерживаемую Томасом.

Слушая мачеху, Бартоломью резко помрачнел. Закрыв глаза, он несколько раз нервно вздохнул. Задумчиво почесав щетину, он смущенно воззрился на свои башмаки.

— Репетитор латыни, — наконец буркнул он, глянув в сторону сестры.

Агнес ничего не ответила, лишь слегка вздернула подбородок.

Джоан поочередно обвела взглядом пасынка, падчерицу и своих родных детей. Все они, за исключением падчерицы, опускали глаза, и она осознала, что каждый из них знал то, о чем сама она не догадывалась.

— Репетитор латыни? — невольно повторила она.

Внезапно ей вспомнилось, как он стоял у ворот дальнего пастбища и дрожащим от волнения голосом просил у нее руки Агнес.

— Он? Тот… тот мальчишка? Тот негодник? Бестолковый, никчемный юнец…

Не договорив, она вдруг разразилась горьким смехом, ощущая в груди странную стесняющую опустошенность. Она тут же вспомнила все: как стоял там этот парень и как она отказала ему; вспомнила легкий укол жалости к удрученному юнцу, которому к тому же приходилось жить с опозоренным отцом. Однако Джоан и думать о нем забыла, едва он скрылся из виду.

Избавившись от хватки Бартоломью, Джоан внезапно сосредоточилась и посуровела. С непреклонным видом она проследовала в сторону дома мимо Агнес, мимо своих детей, мимо снующих по двору кур. Рывком распахнув дверь, она быстро скрылась в прихожей. Пройдясь по комнате, собрала вещи падчерицы. Пару рубашек, запасной чепец, фартук. Деревянный гребень, камень с дыркой, пояс…

Когда Джоан вновь вышла из дома и бросила к ногам Агнес какой-то узелок, вся семья по-прежнему стояла во дворе.

— Убирайся, — крикнула она, — и чтоб ноги твоей больше не было в этом доме.

Бартоломью перевел взгляд с сестры на Джоан и обратно. Шагнув вперед, он скрестил на груди руки.

— Это мой дом, — заявил он, — отец мне отписал его в завещании. И я говорю, что Агнес может оставаться здесь, сколько пожелает.

Точно онемев, Джоан покраснела и потрясенно уставилась на него.

— Но ведь… — сердито начала она, пытаясь собраться с мыслями, — но ведь… условия завещания гласят, что я могу жить в этом доме до…

— Жить можете, — прервал ее Бартоломью, — но дом принадлежит мне.

— Зато мне поручено управлять домом! — торжествующе, но с отчаянием возразила она — А тебе поручено заботиться о ферме. И, значит, я имею право прогнать ее, поскольку это дело домашнее, а не фермерское и…

— Дом принадлежит мне, — мягко повторил Бартоломью, — и она останется.

— Нет, не может она тут оставаться, — в бессильной ярости завизжала Джоан, — ведь тебе нужно думать о… о ваших братьях и сестрах, о репутации семьи, не говоря уже о твоей собственной, о нашем положении в…

— Она останется, — спокойно повторил Бартоломью.

— Ей надо уйти, она должна. — Мысли Джоан метались в поисках причины, способной заставить его передумать. — Вспомни своего отца. Что бы он сказал? Это разбило бы ему сердце. Он никогда не…

— Она будет жить здесь, — гнул свое Бартоломью, — до тех пор, пока дело не разрешится…

Агнес успокаивающе коснулась руки брата. В полном молчании они посмотрели друг на друга. Наконец, сердито сплюнув, Бартоломью коснулся ее плеча. Агнес криво улыбнулась ему разбитыми до крови губами. Бартоломью кивнул ей в ответ. Она смахнула рукавом грязь с лица; подняв с земли узелок, она развязала и опять завязала его.

Бартоломью заметил, как она закинула узелок за спину.

— Я позабочусь о твоих вещах, — сказал он, коснувшись ее руки, — не беспокойся.

— Не буду, — тихо промолвила Агнес.

Как-то неуверенно Агнес прошла по двору к яблочному амбару. Она зашла внутрь, но быстро вышла обратно с усевшейся на перчатку пустельгой. Ее головку закрывал колпачок, однако птица вертела и крутила ею, явно осваиваясь в новой обстановке.

С вещами за спиной, ни с кем не простившись, Агнес прошла по двору, завернула за угол дома и скрылась из виду.

Он стоял в отцовской палатке на рынке, праздно облокотившись на прилавок. День выдался морозный, с неожиданным жестким холодом ранней зимы. Глядя, как исчезают в воздухе облачка его дыхания, он вполуха слушал, как покупательница в раздумье оценивала достоинства беличьих и кроличьих перчаток, когда рядом с ним вдруг появилась Элиза.