Роберт Лоу - Лев пробуждается

— Вы еще пожалеете, что не вернулись за плуг, государь Хэл, — сказала ему Изабелла вежливо и с улыбкой. Он порадовался этой улыбке, ведь она все более увядала по мере приближения к северным землям Бьюкена.

В Хердманстоне, поведал Хэл, настала пора урожая ячменя, а в этом году он должен быть немалым. Ежели повезет, овец не постигнет ни парша, ни копытная гниль, у коров не потрескается вымя, а свиней не постигнет вертячка, и они не заспят ни одного поросенка. И говоря это, Хэл ощущал сокрушительное бремя понимания, что слишком уж много мужчин вдали от дома, что рук для сбора урожая не хватит и эта трагедия разыгрывается в каждой усадьбе Шотландии.

Что ни день, небо было блекло-голубым, подернутым тонкими творожно-муслиновыми облаками. Ячмень и рожь наливались, дожидаясь жатвы, молотьбы и веяния без гнили и перегрева, и дождя выпало как раз в меру, чтобы вертеть мельничные колеса и наполнить бочки для сбора дождевой воды. Однако край лежит в запустении, ибо всех забрали в войска.

И все же память о Хердманстоне туманила ему взор, пока он рассказывал. Чувствуется, говорил ей Хэл, первое дыхание осени — прохладное, но не зябкое. Все вокруг будто из драгоценных металлов — солнце сияет сквозь мягкое серебро, озаряя зеленовато-золотым сиянием урожай на полях. В море дымки громадные тучи, как головы железного быка, приплывут с запада, а ветерок, добавил он, будет шалить, внезапно вздымаясь, чтобы пробежаться среди деревьев.

Изабелла слушала, дивясь тому, как он переменился, рассказывая о вотчине, и вновь почувствовала тот же диковинный утробный толчок.

Будут закаты, начал он повествовать ей, — и вдруг осекся, вспомнив последний виденный на родине закат, четко очертивший каменный крест на фоне угасающего сияния денницы.

Графиня узнала о смерти его жены и сына от других.

— Что их сгубило? — спросила она, и участие в ее голосе смягчило боль.

— Болотная лихорадка, — вяло ответил Хэл. — Квартана — она скончалась от той же болезни, что и королева Элеонора, а мой мальчик — через неделю после матери. Идею каменного креста подали мне те, которые король поставил в ее память.

— Длинноногий любил ее, — проронила Изабелла, — при всей своей суровости.

— Истинно, — согласился Хэл, отгоняя воспоминания. — Хотя бы эта боль нас роднит.

— Вас роднит и другое, — лукаво заметила графиня, — это конь. Любимый королевский конь — это Байард, а Балиус, на котором вы едете, той же породы.

Хэл знал, что Байардом звали волшебного гнедого из детских сказок — рыжеголового, с золотым сердцем и лисьим умом; это имя прекрасно подошло бы и самой Изабелле. Он высказал это вслух, и она, запрокинув голову, громко рассмеялась. При виде этого дивного белого горла с голубыми прожилками Хэл невольно расплылся в глупой вислогубой улыбке.

— Слыхивал я, он въехал на Байарде в Берик, — проворчал Сим, подъехавший как раз вовремя, чтобы услышать последнюю реплику и накинуться на нее, как баран на новые ворота. — Перескочил крепостной вал из бревен и земли и повел своих людей чинить бойню, так сказывают… Мы почти въехали в переулок Святой Марии — мы что, переедем через мост и присоединимся к повстанцам на Абби Крейг?

— Присоединимся к повстанцам, — рассмеялась Изабелла.

Хэл отряхнулся от задумчивости, возвращаясь к текущему моменту. «Легко вам смеяться, государыня, — с горечью подумал он, — коли вы никогда, ни разу не восставали так или эдак. И все же мне вверено довести вас живой и невредимой, и быть посему…»

Уоллес задремал, и Хэл ощутил острую симпатию к спящему великану с упавшими на лицо волосами и грязным кулаком на расстоянии перста от рукояти полуторного меча. Даже удержать всех этих людей вместе — задача не из легких, а уж тем паче обратить их из драчунов в солдат, пытаясь перехитрить неприятеля, пытаясь спланировать победное сражение против лучшей кавалерии на свете.

Присоединиться к повстанцам… Господи Боже, только не это снова, подумал Хэл. Привезти графиню сюда было самым безопасным для нее, потому что ее муж — Комин и тем самым состоит в более тесном родстве с мятежниками, нежели с английским Эдуардом. А раз с этим покончено…

Он ступил в ночной воздух, слыша странные, дикие звуки цистры и виелы, гикающие и зыкающие в пляске, будто завтра очередной дюжинный день и будет довольно времени справиться с больной головой. Мир стремительно мчался к рассвету, и Хэла охватило паническое желание убраться отсюда до света…