Роберт Лоу - Лев пробуждается

Человек с золотисто-рыжей головой внизу помахал рукой.

— Отсюдова я могу стрельнуть прямиком в зеницу его ока, — пробормотал Вулл Бранник, накладывая стрелу на охотничий лук, получив в ответ уничтожительный взгляд Куцехвостого Хоба.

— Где там! Ты не попал бы в задницу быку с пяти шагов, коли ясно зрел бы, Вулл Бранник. А ты ясно не зрел на длину собственной руки почитай уж сколько лет.

— Спуститесь и скажите сэру Джону Комину, что он может подойти к бране, — распорядилась Изабелла. — А после сопроводите его в залу.

Мрачно насупившись на обоих, Вулл снял стрелу с тетивы.

— А, чего там, стоит ли труждаться, — горько посетовал он, ковыляя к винтовой лестнице. — Открывайте брану ворогу, пущай спалит тут все дотла, ибо не осталося никакого почтения к сиротам навроде меня, наипоследнего чада из выводка бедной вдовы…

На его воркотню не обращали внимания, потому что долгие заунывные сетования всегда тянулись за ним, как сырой серый дым.

Услышав приглашение, Рыжий Комин спешился, отдал меч ближайшему из своей свиты, улыбнувшись в ответ на предостережения и тревогу. Прошел вверх по крутому, мощенному булыжником подъему, по дощатому мостику и в короткую арку ворот с поднятой железной решеткой. В нос ему ударил запах древесного дыма и свежеиспеченного хлеба, борющийся с головокружительным ароматом ракитника.

Оказавшись во мраке небольшой залы, он ненадолго ослеп и сделал пару вдохов, чтобы приспособиться, прежде чем последовать за шаркающим старым слугой туда, где на высоком стуле восседала государыня в тщательно, по-монашески уложенном постно-сером и снежном барбетте [87] Барбетт, барбет — женский головной убор XII–XIV вв. из белого полотна, покрывающий часть груди, шею, уши, подбородок и окружающий лицо белизной. , а жаровня с рдеющими углями и только что зажженные канделябры отражались в травяной зелени ее невероятно ярких глаз.

Но ее волосы и кожа еще не просохли после недавнего мытья, кольца великоваты для пальцев руки, которую он поцеловал, сразу заметив, что она похудела, а следы бессонницы на лице поведали ему многое.

— Графиня, — произнес Комин с официальным поклоном.

— Мой государь.

Голос звучал ровно, даже музыкально, но напряжение в нем было очевидно, и Рыжего Комина внезапно охватила досада на все это предприятие; у него и своих забот хватает, чтобы еще и играть роль стряпчего для своего родственника графа Бьюкенского и его блудной жены.

— Мне сказывали, ваш отец не совсем здоров.

Заботливый вопрос выбил его из колеи, но он опомнился стремительно, как рыжий лис.

— Его темперамент стал непомерно холерическим, — заявил Комин, весьма тускло описав паралич, разбивший одну половину тела государя Баденохского и заменивший его умение изъясняться струйкой слюны, стекающей из одного уголка рта. Народ поговаривает, его наконец удушил его же собственный норов, заслуживший ему прозвище Черного Джона, но сын-то знал, что это не так, и сдавленным голосом с горечью проронил: — Заключение в Тауэре его доконало.

— Значит, ему повезло, — ровным тоном отозвалась Изабелла, — поскольку большинство отправленных в Тауэр живыми оттуда вообще не вышли.

Комин понимал, что она его дразнит, но держал себя в узде, просто кивнув на человека, стоявшего рядом с ней.

— Мне этот ваш человек неведом, — шепеляво сказал он по-французски, — но, зная, кто он, я уверен, что вам поведали, какие события повлекли меня сюда.

— Его зовут Хобом, — ответила Изабелла, чувствуя, что Куцехвостый поднял голову при звуке своего имени — единственное, что он понял. И намеренно перешла на английский, чтобы он не оставался в стороне. — Макдафф погиб, как поведал мне Хоб, — промолвила она, чувствуя, как вороний клекот этих слов подирает морозом по коже, хоть она и недолюбливала этого человека.

— Отважно, — отозвался Рыжий Комин, тоже по-английски, — вместе с другими. Уоллес бежал и отрекся от своего Хранительства. Свет державы назначил новых Хранителей.

Все, что осталось от дворянства, не поползшего на брюхе к стопам Эдуарда, подумала она. Однако от его интонации у нее на миг перехватило дыхание.

— Вас?

Комин подтвердил это легким надменным кивком, и до Изабеллы наконец дошло, какой долг привел его сюда. Значит, не только гордыня графа Бьюкенского…

— Второй — граф Каррикский, — провозгласил Комин, и она едва удержалась, чтобы не рассмеяться вслух, но от его внимания не ускользнуло, как Изабелла, тараща глаза, кусает губы с курьезным выражением. — Истинно, — признал он. — Брюс да я. Несовместные звери в одной упряжке, допускаю, но того требует королевство.