Роберт Лоу - Лев пробуждается

— Вот, — сказал он, подняв болтающийся амулет, как убитую змею. — Поведай мне об этом.

Грохот в дверь, как громадный глухой колокол, вырвал Изабеллу из сна, заставив сесть. Монашка, приставленная спать у ее ног — последняя в нескончаемой веренице тюремщиц, — пробудилась столь же внезапно, испуганно захныкав.

Клотильда родом из Франции, дальняя родственница тамошних Маленфонтов. И от теплой мечты виноградников к холодным сырым камням Берика ее занесло стремление семьи избавиться от нежеланного дитяти. Что стало с ее матерью, Изабелла не знала, но Клотильда провела здесь почти всю жизнь, оставаясь мирянкой. Изабелла, пробывшая здесь почти полгода, трепетала при одной лишь мысли о столь длительном заточении в этой каменной скорлупе разврата.

— Мужчины идут, — тоненьким голоском проговорила Клотильда. Изабелла знала, что дитя — хоть ей и исполнилось все пятнадцать, на женщину она ни капельки не похожа — страшится прихода мужчин и причины их прихода. Маленфонт, знала Изабелла, принимает деньги и одолжения за разрешение горстке избранных вкушать восторги женского монастыря, и хотя некоторые его обитательницы достаточно охочи и развращены для этого, некоторые все же нет, и Клотильда — одна из таких.

— Иди ко мне, — сказала Изабелла, и девочка поспешно бросилась к ней.

«Я пленница, — иронично усмехнулась про себя графиня, — однако она прячется за моей ночной сорочкой». Изабелла видела покрытые шрамами предплечья юной послушницы, знала, как девочка напевает под нос гимны и псалмы, когда думает, что ее никто не видит, полосуя собственную плоть во славу Господа и для жертвы Пречистой Девы с мольбой спасти ее.

Дверь с грохотом распахнулась столь внезапно, что Клотильда взвизгнула. На пороге черной воро́ной выросла настоятельница. Потрескивающий, чадящий огонек свечи не мог разогнать окутавшие ее зловещие тени.

— Вы уходите, — сказала она Изабелле, а потом нахмурилась на Клотильду. — Выходи оттуда, девчонка.

— Ухожу куда? — невозмутимо справилась графиня. Настоятельница обратила грозный взгляд к ней, по пути к лицу Изабеллы растерявший всю свою суровость; долгие недели осознания, что словами пленницу не запугать, а палками не побить, подорвали самоуверенность настоятельницы напрочь.

— Вас отпускают.

Эти слова заставили Изабеллу поспешно одеться с отчаянно бьющимся сердцем. Голова шла кругом. Освобождена.

Она последовала за настоятельницей по темным коридорам до трапезной, казавшейся забитой мужчинами. При виде высокого, сумрачного Маленфонта, небрежно облокотившегося о стол и изучающего документ, сердце Изабеллы отчаянно заколотилось. Когда она переступила порог, ее тюремщик поднял голову и улыбнулся.

— Государь мой граф, ваша жена, цела и невредима.

Изабелла в недоумении воззрилась на Брюса, поглядевшего на нее в ответ и изобразившего чопорный полупоклон.

— Добрая жена, — обходительно произнес он. Потом Изабелла увидела Хэла, и сердце ее так подскочило, что едва не выпрыгнуло через горло, и ей пришлось зажать рот ладонью, словно в попытке удержать его. Она прочла предупреждение в прищуре его глаз, увидела громадную бородатую физиономию Сима позади и услышала колоколом раскатившееся в голове слово «спасение».

— Муж, — выдавила она.

— Так и есть, значит, — провозгласил Маленфонт по-французски с довольной улыбкой триумфатора. — Мы расстаемся по-дружески, так сказать.

Брюс обратил к нему ледяной взор.

— Покамест, — отвечал и протянул руку. Полупарализованная, чуть запинающаяся Изабелла приняла ее, позволив вывести себя. Подошедший сзади Хэл набросил ей на плечи теплый плащ и капюшон, чтобы защитить от холодного благословения дождя.

В темном дворе монастыря стояли лошади и еще группа всадников. Изабелла почувствовала руку, вздергивающую ее длинные юбки выше колен, а потом Сим поднял ее, бормоча извинения.

— Затейливого седла нет, графиня. Езжайте, как обычно ездите.

Его ухмылка казалась ярким светом, а потом рядом с ней оказался Хэл, и Брюс повел кавалькаду прочь по булыжникам, корням и вонючему мусору улицы, к свежему ветру с моря, кружащему голову и уносящему ее замешательство прочь.

— Изабелла, — сказал Хэл, и она подалась к нему, а затем встретила его лицо солеными, ищущими, омытыми дождем губами, впившимися так же яростно, и его собственные, пока лошади не разделили их.

— Да уж, — иронично заметил Брюс по-французски, — не обращайте ни малейшего внимания на мое участие, право, ибо подобная галантность и отвага для подобных Брюсам — старая ветошь да гороховая похлебка.