Эта выучка сослужила ему потом хорошую службу.
Выйдя из приюта в шестнадцать лет, он устроился на работу в Лидсе в один из банков, не прерывая учебы в вечерней школе и продолжая самообразование в местной публичной библиотеке. Читал он запоем, и вот тогда-то под влиянием Ницше заменил христианскую веру идеалом человеческого совершенства, который назвал «чувством чести».
В 1912 году он поступает в университет в Лидсе, а два года спустя, записывается добровольцем в ряды Грин Хауарда [2] 19-й Йоркширский полк.
: началась война с Германией. Следующие четыре года стали для него настоящей школой жизни. Во-первых, он прошел всю войну и выжил, практически без единой царапины (единственная рана — следствие неправильного обращения с пистолетом Вери), и это обстоятельство внушило ему мысль о том, что Провидение сохранило его для какой-то особой миссии. Во-вторых, две награды за храбрость — D. S. О. и М. С. [3] Медаль за воинскую службу и боевой крест.
— укрепили его чувство уверенности в себе. Кроме того, у него оставалось время читать и писать, и свой первый сборник стихов он опубликовал, будучи еще «в погонах».
Демобилизовавшись в 1918 году, он не стал восстанавливаться в университете, а пошел служить чиновником, сначала в Торговую Палату, а затем в Казначейство. В 1919 году он женился на Эвелин Рофф, учительнице из Йоркшира, с которой познакомился в бытность свою студентом в Лидсе.
Вскоре расплывчатые честолюбивые планы молодого йоркширца, которые сам он определил как поиск чести, обрели конкретные очертания: он с упоением окунулся в литературную атмосферу Лондона, подружившись с Уиндемом Льюисом, Фордом Мэдоксом Фордом, братьями и сестрой Ситуэлл и Т. С. Элиотом. Ведение протоколов на заседаниях казначейства и поэтическое слово — занятия мало совместимые, и, ясно понимая это, он перешел в 1922 году на более подходящее место в музей Виктории и Альберта. Это продвижение сулило новые возможности. Он уже был известен в литературных кругах как поэт и критик, а теперь начал больше писать об искусстве, и в 1920-е годы опубликовал ряд работ об английском гончарном деле, витражах и стаффордширской игрушке. Материала, который он включил в эссе «Значение искусства», напечатанное в «Листенер», хватило на серию статей, изданную затем отдельной книгой.
В 1931 году, благодаря приобретенной Ридом репутации известного искусствоведа, ему предложили возглавить кафедру искусств в Эдинбургском университете. Вообще говоря, это было лестное предложение для человека, занимавшегося, в основном, самообразованием — так сказать, самоучки. Впрочем, у самого счастливчика были другие соображения: он согласился занять должность университетского преподавателя и заведующего кафедрой, надеясь, что у него будут развязаны руки для творчества. Но вышло наоборот: возвращение в застойную провинцию обострило состояние безысходности, в котором он тогда пребывал, и окончательно расстроило и без того не сложившийся брак с Эвелин Рофф. «Я настолько задавлен окружающим мещанством и академическим бытом», жаловался он в письме Ричарду Чёрчу, «что уже сейчас готов бросить работу, лучше которой, кажется, и желать нельзя, и бежать, куда глаза глядят» {2} 2 Цит. по книге Джеймса Кинга «Последний из модернистов: биография Герберта Рида», стр. 112.
.
Летом 1933 года он уехал из Эдинбурга вместе с моей матерью, Маргарет Людвиг, которая в том же университете преподавала музыку. Она родилась и выросла в Абердине в обстановке, как две капли воды похожей на душный мирок, окружавший отца в Лидсе, с той лишь разницей, что ее родители происходили из семей немецких переселенцев, осевших в Шотландии в девятнадцатом веке. Возможно, ее предки бежали от kulturkampf [4] Культурная чистка (с нем.)
, которую Бисмарк проводил в Пруссии, и потом постепенно пустили корни среди местных шотландцев, иршандцев и итальянцев.
Убежавшая из Эдинбурга молодая пара какое-то время снимала квартиру в Хэмстеде, а отец даже квартировал в мастерской Генри Мура [5] Генри Мур (1898–1986), выдающийся английский скульптор XX в.
, творчество которого он воспел в журнале «Листенер» еще до своего отъезда в Эдинбург в 1931 году. То было бурное время: в столичном кругу художников кипела деятельность, в воздухе носились новые идеи, и мой отец находился в самой гуще творческого процесса. Он пишет, одну за другой, две лучшие свои прозаические книжки: лирические воспоминания о детстве «Невинный взор» и роман-поэму «Зеленое дитя». В обеих отчетливо звучит мотив воображаемого возвращения «к корням» Райдейла, и, если сопоставить его с городской, богемной жизнью отца тех лет, то контраст получится поразительный.
Читать дальше