Виктор Иутин - Кровавый скипетр

– Государь! – Воронцов бросился на колени перед Иоанном, вжавшимся в трон, на котором сидел. – Лукавый завладел его разумом! Говорит то, чего не ведает!

– Побойся Бога, Андрей Михайлович! – сильным голосом крикнул Макарий, вставая со своего места. К Воронцову бросился Андрей Шуйский, схватил его за кафтан, начал оттаскивать от трона, приговаривая:

– Не извивайся перед великим князем, иуда! Уйди прочь!

– Государь! Прости им! Не вели меня казнить! – визжал Воронцов, прикрываясь руками. Рассвирепевший Андрей Михайлович в полную силу ударил его кулаком в голову, затем принялся топтать ногами, скалясь, словно собака. Начал бить Воронцова и Скопин. Били сильно – все лицо было залито кровью.

– Все вон отсюда! – начал выгонять бояр Иван Шуйский, и бояре в страхе поспешно покидали палату. Был вытолкнут за дверь и беспомощный Дмитрий Бельский. Прибежали вооруженные люди Шуйских.

– Я приказываю! Хватит! – кричал Иоанн надрывисто, вскочив с трона, но его никто не слушал. Митрополит бросился к нему, прижал к себе, пытаясь скрыть от глаз юноши это страшное избиение.

– Увести! – приказал Андрей Шуйский, пнув окровавленного Воронцова. Его подхватили под руки и выволокли из покоев.

– Нет! – бросился за ними Иоанн. – Оставьте его! Я государь! Я приказываю!

Но тон его был слишком жалок, голос слишком слаб. Никто его не боялся. Потому что боялся он сам.

– Что? – схватил Иоанна Андрей Шуйский, прожигая своим взглядом насквозь, – изменников жалеешь? Сам хочешь за ним пойти? Подданных своих предаешь?

– Оставь великого князя, грешник! – Макарий притянул Иоанна к себе, но боярин Головин, сторонник Шуйских, схватил митрополита за мантию, с силой толкнул его, но пальцы вовремя не разжал – и ткань священного одеяния разорвалась. Макарий, упавший навзничь, неистово начал креститься:

– Господи!

– Крестись, сколько душе угодно! И тебя приструним! – пригрозил Андрей Шуйский и широким шагом покинул палату. За ним последовали остальные. Остались лишь Макарий и государь.

Трясясь от пережитого страха, Иоанн обнимал свои колени, глядя перед собой мокрыми от слез глазами. Снова Шуйские. Снова они отшвырнули его, как беспомощного щенка, когда он, государь, начал противиться им.

«Больше такого не будет… Я великий князь… Я есть государь… Я – правитель»…

Пока шел суд над Воронцовым и определялась его судьба, Иоанн решил на некоторое время покинуть Москву. Он отправился в Троице-Сергиеву обитель на богомолье. Как раньше ездил он с матерью, теперь сам объезжал монастыри – хозяин земли Русской. Перед этим поручил Макарию спасти Федора Воронцова.

– Сбереги его, владыка. На тебя уповаю. Не дай им лишить его жизни. Близок он мне. Как и ты, – говорил митрополиту Иоанн со слезами на глазах. С улыбкой кивнув, Макарий перекрестил его, благословив в дорогу.

Вместе с Иоанном Шуйские отправили своих доверенных людей. «Чтоб ни на миг с государя глаз не спускать!»

Весело едут возки, поскрипывая. Листва деревьев, тронутая золотом осени, пестрила на холмах. Желто-красный ковер устилал жухлую траву, готовящуюся к зиме. Когда Москва осталась позади, возок, охраняемый всадниками, ехал мимо небольших селений. Крестьяне, увидевшие вереницу богатых повозок, тянущихся добротными, ухоженными конями, кланялись, падая наземь. Молча Иоанн наблюдал, как при виде его трепещет люд – с детьми бабы выбегали из домов, чтобы своими глазами узреть правителя, мужики бросали вилы, лопаты, поленья, падали на колени, крестились, что-то кричали. Кто-то бросился к возку, но сын боярский дернув крестьянину навстречу коня, резко остановился, загородив тому дорогу, и отогнал мужика плетью…

За поселком установлены колья, на которых насажены были трупы, и птицы уже облепили их, учиняя над ними свой пир. «Они еще и казнят без ведома моего!» – со злостью подумал Иоанн, двинув желваками…

Юношу тянуло к Троице-Сергиевой обители с неведомой силой, словно не княжеские хоромы, а это святое место было его настоящим домом. Когда-то его крестили в Троицком соборе, затем он часто с матерью бывал здесь. Вспомнив о ней, сердце мальчика тяжело заныло – как не хватало ему ласки, любви, заботы! Всего того, что давала ему мама. И лишь когда он слышал церковное пение, чувствовал запах ладана, слушал легкую тишину собора – князю было спокойно, хорошо…

Присев у гробницы преподобного Сергия, Иоанн начал молиться, закрыв глаза, прислонившись левой рукой к раке с мощами, а другой осенял себя крестом. Закончив молитву, он поцеловал раку, поднялся и, отойдя к стене, стал молча глядеть на иконы, скрестив на груди руки. Тяжела была его дума. Как опасался он, что Шуйские, пока Иоанна нет в Москве, казнят верного ему Федора Воронцова!