Виктор Иутин - Кровавый скипетр

– Молчать! – крикнул Иоанн, вскочив с трона. Вздрогнули притихшие бояре. Андрей Михайлович опешил. Услышав крики, в палату ворвались стражники, вооруженные саблями и пиками. В первых рядах верные соратники Иоанна – Трубецкой, Бутурлин, Воронцовы, но, увидев бешеные глаза государя, и они остановились в нерешительности.

– Слишком много взяли вы на себя, Шуйские, – глядя Андрею Михайловичу в глаза, продолжал юноша, – бесчинство и самовольство позволили себе. Не по праву, князь.

Продолжая с ухмылкой сверлить опекуна огненным взглядом, Иоанн, почувствовавший внезапную крепость духа, словно за спиной у него был заступник, медленно направился к Шуйскому. Андрей Михайлович молчал, злобно глядя на повзрослевшего вдруг «выблядка».

– Что прикажете делать? Может, уйти мне в покои, где не топят неделями и куда забывают подать еду? А может, сидеть и глядеть, как ты казну великокняжескую разворовываешь?

– Что? – едва слышно просипел Шуйский, оглядываясь на бояр. – Да что ты… Это ложь! Не было такого! Верой и правдой опекал тебя я…

– А кто давал тебе сие право? – крикнул в ответ мальчик. – Кто хотел, чтобы ты в опекунах моих был? И вы все…Новгород с Псковом себе прибрал, лишь нищих там оставил! Кто дал тебе в кормление те города?

– Ах ты щенок… – забывшись, зашипел князь.

– Эй вы! – крикнул Иоанн толпящимся в дверях стражникам и дворовым. – Слыхали, как говорит он с государем вашим? Где видано, чтобы так дерзили повелителю своему? Что же это за держава, в коей холопы со своим господином так язык распускают? Схватите его да отведите псарям на потеху! Пущай князя в тюрьму проводят! Там вспомнит место свое!

Ничего не успел сделать Шуйский, как верные дворяне Иоанна набросились на него и выволокли во двор. Бояре в смятении вскочили со скамей, бессильно озираясь.

Андрей Михайлович, когда спихнули его с крыльца, попытался сопротивляться, даже выхватил саблю, но один из молодцев огрел его по голове тяжелой оглоблей. Словно подкошенный, князь рухнул в снег, и налетели на него стражники и дворовые, начали его бить страшно. А когда окровавленное тело уже не могло им противиться, потащили его на псарню. По пути срывали с него дорогую одежду и бросали ее в снег.

Когда увидел Андрей Шуйский собак, которых спустили на него, вспомнил, как рвали эти гиганты своими мощными челюстями волков и медведей. Собаки скалились, обнажая ряд страшных зубов, меж щелей которых капала густая слюна. И вот он уже слышит, чувствует их теплое, дурно пахнущее дыхание…

Они бросились на князя стаей, как на охоте, и первый же волкодав вцепился в его лицо, заглушив истошный крик государева опекуна…

У ворот Кремля в окровавленном снегу лежало нагое изуродованное тело Андрея Шуйского. Бояре, вышедшие узреть могущественного правителя, молчали, с ужасом глядя на то, что осталось от великого Шуйского. Никто не смел что-либо вымолвить. Они уже боялись его – тринадцатилетнего мальчишку. Боялись, что кто-то донесет, очернит перед государем – и лежать ему так же, как и Шуйскому, без одежды, в луже собственной крови.

В окружении придворных вышел поглядеть на труп и сам Иоанн. На нем была черная лисья шуба, а на голове сверкала драгоценностями шапка, отороченная темной белкой. Равнодушно взглянул он на убитого и проговорил со вздохом:

– Что ж случилось-то? Я же велел псарям в тюрьму его вести! Эх, не поняли меня, видимо… Эх, что же это…

Бояре молчали. Было лишь слышно, как гуляет ветер среди высоких стен.

– Так будет с каждым! – внезапно разорвал тишину мальчик. – С каждым, кто попытается перечить мне! Я есть великий князь! Я ставленник Господа на земле Русской!

Иоанну отвечал лишь гул ветра да крики собравшихся на стенах и соседних крышах галок и ворон, учуявших кровь. Выдержав паузу, Иоанн добавил:

– И править теперь буду я…

С этими словами он, развернувшись, ушел. За ним следом семеня устремились пришедшие с ним придворные.

Ночью, когда Шуйских, имевших влияние при дворе, арестовывали и вершили над ними суд, малолетний сын убитого Андрея Михайловича уезжал в Белоозеро. Его спасал воспитатель – ветхий слуга Тимофей, верой и правдой служивший покойному всю жизнь. А бежать следовало, ибо не щадили даже слуг. Не забыл государь и о четырех богатырях, что избивали Телепнева и отталкивали государя от Аграфены, когда уводили они ее в монастырь. Хотели сперва повесить, но сложно было найти ту веревку, что выдержала бы их. Тогда молодцев этих четвертовали на площади, насадив после на пики их здоровенные конечности и головы.