Виктор Иутин - Кровавый скипетр

Иоанн был вне себя от гнева.

– Как они сумели окружить сторожевые полки, как? Почему никто не вырвался, чтобы предупредить? Я едва не лишился целого полка!

– Государь, это не последняя атака! – убеждал его престарелый князь Владимир Воротынский. – Предлагаю стянуть к лесу некоторые силы, пока остальные полки буду достраивать туры!

Семен Иванович Микулинский, склонившись над картой, долго выстраивал в голове предложенные Воротынским действия и лишь затем, взглянув на государя, кивнул.

– Так и сделайте, – увидев одобрение воеводы, сказал Иоанн, – только не ввязывайтесь в бой сами! Нам хватит и тех потерь, которые были за все эти дни! Вскоре некому будет идти на приступ!

Возглавил отряды, выступившие к Арскому лесу воевода Василий Серебряный. Удалось собрать внушительные силы, и татары, когда вышли к ним снова, не решились атаковать. Так они и стояли друг напротив друга, ждали чего-то, после чего Япанча велел разворачиваться и уходить в лес.

К двадцать девятому августа вокруг всей стены города стояли туры русского войска. Построенные по замыслу воевод на реке Булак плотины лишали Казань питьевой воды, Но осажденные упорно сопротивлялись. И Япанча со своим отрядом продолжал нападать на лагери Большого полка, ертаула, стараясь всеми силами ослабить противника. Когда над казанскими стенами взмывало сигнальное черное знамя, на русские полки одновременно нападали из города и Арского леса…

Иоанн вскоре положил конец этому.

– Приказываю разделить войско на две части. Одна продолжит осаждать город. Другая под началом воеводы Александра Горбатого-Шуйского пойдет на Япанчу и уничтожит его! Для начала его нужно выманить в засаду. Нельзя идти на прямую борьбу! – говорил разгоряченно государь.

– Япанчу приведите мне живьем, – закончил Иоанн.

Горбатый-Шуйский исполнил все так, как велел Иоанн. Юрий Пронский-Шемякин, уже дважды раненый за время осады, выехал с частями ертаула в лес, выманил оттуда главные силы Япанчи, где с ними вступили в бой более сорока тысяч русских воинов во главе с князем Горбатым. Татары тут же начали отступать, и Горбатый велел преследовать их. Еще пятнадцать верст неслись за ними, добивали, брали живьем. Горбатый-Шуйский привел в русский лагерь около трехсот сорока пленных татар. Сам Япанча же с остатками войск сумел укрыться в других лесах. Лишь этот приказ Иоанна не удалось исполнить…

Следующим утром казанцы со стен города наблюдали картину – к вбитым в землю кольям привязывали пленных татар. Колья вытянулись на всю длину стены. Поодаль в доспехах на коне наблюдал за этим сам Иоанн, его свита, главные воеводы. Грозно сверкали на солнце бердыши выстроившихся рядом стрельцов. Было так тихо вокруг, что слышался шелест травы от ветра.

– Братья! – крикнул по-татарски один пленный мурза, привязанный к колу, – Довольно проливать нашу кровь! Пора сложить оружие! Хан московский обещает простить всех! Простить, если вы сдадитесь на милость его! Братья, пощадите нас! Если вы не сложите оружие, нас всех перебьют!

И в этот момент его крик подхватили остальные пленные татары. Более трехсот глоток выли, кричали, плакали, умоляли своих братьев сдаться.

В нерешимости стояли казанцы на стенах. И тогда поднялся к ним сам имам Кул-Шариф [30] Кул-Шариф – эмир, имам, глава мусульманского духовенства в 30-50-е годы XVI века, почитаемый герой среди мусульман, возглавлял оборону Казани в 1552 году. . Пленники узнали его богатые одежды, тут же замолчали, уповая на милость великого. Но он, поглядев на поле, ушел молча, а вместо него появился один из приближенных хана Ядыгара.

– Жалкие псы! – крикнул он в ответ в звенящей тишине. – Вы отвернулись от Аллаха и своего народа! Так лучше вам умереть от наших мусульманских рук, чем от рук гауров необрезанных!

И тут же в связанных полетели стрелы, пули – нещадно убивали казанцы своих братьев со стен. Дернулись от неожиданности воеводы. Но Иоанн лишь усмехнулся – он ожидал этого. И снова воинственный огонь в его глазах…

Москва в ожидании исхода войны с Казанью жила как и прежде. Здесь не содрогалась земля от снарядов, не пахло трупным тлением и кровью, сюда не доносились отзвуки каждодневных мусульманских молитв…

На торжищах и площадях обсуждали слухи и последние известия, в храмах и церквах молились за ушедших в поход. И каждый наделся и верил – в этот раз с клятым ханством будет покончено, и также верил каждый, что вновь увидит своего мужа, иль сына, иль брата, когда вернутся они победителями…