Виктор Иутин - Кровавый скипетр

В государевом дворце, в светлице царицы, устроена мастерская, где Анастасия Романовна с ближними боярынями занималась вышиванием. Лицевое шитье, как и многое другое в русской культуре, было заимствовано у Византии. Создаваемые плащаницы, покровы и пелена изображали библейские сюжеты, святых и их деяния, шились золотыми, шелковыми и серебряными нитями, порой украшались жемчугом и камнями. Первоначально знаменщики переводили с бумаги на ткань необходимое изображение, которое царица и ее боярыни обшивали в своей мастерской.

Боярыни за работой шутили и пытались развеселить приунывшую Анастасию, и она отвечала им любезной, но натянутой улыбкой. Боязно было за Ивана, да и плод в чреве носить было все тяжелее. Болела полуторагодовалая дочка Мария, и царица боялась одной мысли, что ребенок не выздоровеет, ибо душа и сердце все еще болели об Анечке, старшей дочери царской семьи, умершей два года назад. Иоанн все еще часто делал вклады о ней, горюя. Порой девушке было так невыносимо, что слезы сами катились из глаз. Вот и сейчас взор застлала жгучая пелена.

Весть о визите митрополита была неожиданной и всполошила светлицу. Анастасия отослала боярынь, и они, шурша подолами одеяний, оставляли государыню. Царица же проследовала в специальную палату, где она принимала высокопоставленных гостей.

Макарий, опираясь на резной посох, вошел, высокий и величественный, одетый в черную рясу и белый клобук. Анастасия встретила его поклоном и поцеловала протянутую ей руку святителя. Они уселись в кресла друг против друга, и Макарий, разглядывая царицу, заметил ее бледный лик, опухшие от слез глаза и нахмурился.

– Как плод твой? Не хвораешь из-за него?

– Младенец уже толкается сильно, просится наружу, да только рано еще, – кротко улыбаясь и опустив взор, отвечала Анастасия.

– Сын будет? – улыбнулся в бороду Макарий.

– Кажется, да! Больно тяжел!

– Как дочь? – спросил уже без улыбки митрополит. Тут-то и выступили предательские слезы, Анастасия закрыла лицо руками и всхлипнула неожиданно для самой себя. Нет, нельзя, нельзя плакать, сором какой!

Митрополит поднялся, приблизился. Вдруг тяжелая, по-отцовски ласковая рука легла на ее голову, и зазвучал бархатно-низкий голос Макария:

– Молись, дочь моя, молись о детях своих, уже рожденных тобой и тех, коих предстоит еще родить тебе! Молись о муже своем и всем русском воинстве, несущих святое знамя и исполняющих высший долг.

– Каждый день молюсь, – сдавленно прошептала Анастасия, чувствуя уже понемногу, что ей легчает, будто митрополит вытягивал из души царицы боль и страдания, наделяя ее силой и умиротворением.

– Ведаю, Иоанн вернется с победой, и ты подаришь ему сына, долгожданного наследника! А дочь… Помолюсь, дабы она меньше страдала!

– Благодарю тебя, владыка! – произнесла Анастасия и сама, взяв тяжелую и горячую руку Макария, поднесла ее к губам.

– Господь посылает нам испытания! Их надобно встречать с твердым сердцем, терпением и смирением, как подобает истинному христианину.

Макарий прочитал над царицей молитву, благословил ее и вскоре покинул, ибо дел ежедневных было довольно много. Уходя, с горечью подумал о страдающей кроткой душе юной супруги государя. Все, и тем более он, понимали, что царевна Мария умрет, и, возможно, умрет еще до возвращения Иоанна. Но надобно поддерживать и оберегать Анастасию, дабы она сохранила плод и родила, возможно, будущего государя Руси! Макарий трижды перекрестился на ходу, уже запомнив, что вечером надобно отдать распоряжение, дабы ему доносили о здоровье царицы и ее дочери не менее двух раз в день! А пока ждали другие заботы…

Митрополит спешил в книжную мастерскую, открывшуюся недавно его силами. Она находилась в доме его друга и сообщника Сильвестра, вместе с которым митрополит убедил Иоанна дать толчок развитию книгопечатания в Москве. Царь в начале года уже вызвал из Дании типографа Ганса Миссингейма, из Польши заказал станок. Помнится, митрополит, Адашев и Сильвестр долго разглядывали чудную машину, не представляя еще, как из нее рождается книга…

Москва уже давно стала культурным центром России, куда из дальних монастырей свозились отовсюду ценные труды, здесь и должно начаться книгопечатание. Макарий свято верил, что книгопечатание значительно облегчит работу над исправлением ошибок в церковных текстах и предотвратит их в будущем вовсе, начнет способствовать просвещению молодой державы и обращению в православие народов тех земель, которые еще предстоит присоединить к Русскому царству. Тем более в Европе книгопечатание расцветало уже более века, Россия не должна оставаться позади! Но сто лет назад, когда Иоганн Гуттенберг создал типографский станок, Москва все еще дралась за первенство на Русской земле, князья боролись за власть, и татары все еще собирали дань, иными словами, было совсем не до того! Но теперь все иначе…