Виктор Смирнов - Колокол и держава

Иного исхода и быть не могло. Если долгий мир отучил новгородцев от ратного дела, то непрерывно воевавшая в междоусобицах Москва успела набраться боевого опыта, взрастила закаленных воевод.

После того разгрома забеспокоились было новгородские власти, поновили крепостные стены и башни, закупили пушки, но потом снова дали себя убаюкать наступившим мирным годам. Известное дело, пока гром не грянет, мужик не перекрестится.

И вот грянуло!

Получив разметные грамоты великого князя с объявлением войны, во владычной палате спешно собралась новгородская господа. У всех на лицах тревога. У Москвы сила немереная, идут тремя ратями, уничтожая все живое на своем пути. Новгород к обороне не готов. Военачальника нет. Михайлу Олельковича прогнали, Василия Шуйского отправили на Двину.

Как быть?

Ожидающие взоры устремились на архиепископа Феофила. Вразуми, владыка, нас, грешных, призови на помощь Небесную Заступницу, святую Софию! Но Феофил молчал, не поднимая глаз. Видя, что от владыки толку нет, решительно поднялся Дмитрий Борецкий. Рубя кулаком воздух, потребовал немедленно созвонить вече и собирать ополчение. Командование войском предложил возложить на воевод, которых назначит совет господ. А то, что неприятель разделился на три рати, так это нам на руку. Если действовать быстро и с умом, можно будет разбить их поодиночке. И надо срочно посылать гонцов к королю Казимиру за обещанной помощью.

Господа поддержала посадника. Тут же составили военный совет. Воеводами назначили Дмитрия Борецкого, Василия Казимира, Василия Селезнева-Губу, Киприана Арзубьева и чашника Иеремию Сухощека. В тот же день в Вильну помчались гонцы за королевской подмогой.

После того как вече объявило республику на военном положении, начался сбор ополчения. Для каждой городской улицы, для окрестных сел и деревень составили разруб, определив число выставляемых ратников. Брать решили всех мужчин, способных носить оружие, кроме безусых отроков и ветхих стариков. Не сделали исключения даже для духовенства. В ответ на протесты владыки Феофила господа отвечала: ты сам за всех помолишься!

Большинство новгородцев шло в ополчение по доброй воле, но немало обнаружилось и тех, кто норовил уклониться от призыва, ссылаясь на болезни и немощь. Однако после того как нескольких злостных притворщиков принародно утопили в Волхове, а их дома отдали на поток и разграбление, болящие тотчас пошли на поправку.

Для Дмитрия Борецкого время теперь неслось вскачь. Вставал с первыми петухами и до ночи мотался по городу. Убеждал, упрашивал добром, когда не помогало, пускал в ход кулаки. От истошных воплей баб, заживо оплакивавших своих кормильцев, ныло в груди.

Всякий день на Духовском поле устраивали смотры ополченцев. Более-менее пристойно выглядели владычный полк и боярские дружины. Остальные – смех и слезы! Сидят на своих рабочих лошаденках, как ворона на колу, кольчуги рваные, шлемы проржавели, из оружия топоры да дедовские копья-сулицы, мечи и сабли только у каждого третьего. Команды выполняют нестройно, да и что с них взять? Вчера был плотником либо гончаром, а нынче нате вам – Аника-воин! Но делать нечего, пришлось срочно обучать ополченцев простейшим приемам владения конем и оружием.

На малом островке Липна, укрывшемся в дельте Мсты, набирали судовую рать. Островок этот помнил славные походы ушкуйников, здесь новгородская вольница готовилась к набегам, а воротившись, делила между уцелевшими добычу. И теперь сюда, на Липну, всякий день приплывали рыбаки-паозеры из Ракома, Курицко, Моисеевичей, Морин, Самоклажи, Взвада и прочих приильменских деревень.

Паозеры – народ особый. Горожане хоть и посмеиваются над их крепколобостью, однако уважают за крутой и суровый нрав. Жилистые, упертые, паозеры привыкли артельно стоять друг за друга. В драках на престольные праздники от них лучше держаться подальше, потому как дерутся зверски, на убой. Такими их сделала тяжелая и опасная рыбацкая жизнь. Коварен и своенравен батюшка Ильмень! С утра светит солнце, озеро стелется шелковой гладью, и вдруг в одночасье все померкнет, зарядит дождь, тяжелые от ила и песка волны примутся наотмашь бить в скулы рыбацких судов. Зазеваешься, не успеешь развернуться носом к волне, и поплывут вниз по Волхову утопленники в просмоленных робах, глядя в небо выклеванными воронами пустыми глазницами. Но рыбакам все нипочем! С вечера уходят на ночной лов. Сцепят соймы парами, опустят кошельковый невод, поставят паруса, да и завалятся спать в трюмы. А когда рассветет, будут дружными рывками выбирать сети, выхватывая из воды живую пищу.