Виктор Смирнов - Колокол и держава

Теперь паозерам предстояла иная работа. Готовясь к походу, доставали из подклетей багры с абордажными крючьями, затыкали за пояса острые как бритва плотницкие топоры, засовывали за голенища длинные рыбацкие ножи. За приготовлениями мужей молча следили паозерки, гадая про себя, увидят ли кормильцев снова…

6 июля стало известно, что князь Холмский захватил и пограбил Русу, и теперь стоит лагерем на берегу Ильменя у села Коростынь. На спешно созванном военном совете было решено двинуть против Холмского судовую рать и владычный полк. Федор Борецкий предложил усилить судовую рать городскими ватажниками, и сам вызвался их возглавить. Дмитрий с сомнением покачал головой, зная взбалмошный характер младшего брата и дурную славу его воинства, но спорить не стал: что ни говори, а Федькины ухорезы – бойцы не из последних.

На следующее утро в озеро вышла огромная флотилия, общим счетом до трехсот разномастных судов и суденышек, тесно набитых вооруженными людьми. Городские ватажники плыли отдельно. Накануне они уже успели отличиться. Едва появившись на Липне, напились, затеяли драку с паозерами, но под их дружным натиском разбежались по кустам.

Погода стояла безветренная, шли на веслах. В полдень повстречали посреди озера другую флотилию. Спасаясь от московского войска, жители Русы бежали в Новгород. Плыли кто на чем, везли с собой детишек, домашний скарб и даже мелкий скот. Со слезами рассказывали ратникам про свое горе-злосчастье. Не успели прийти в себя после вероломного набега Михайлы Олельковича – и нате вам, новая напасть! Зверствуют москвичи хуже басурман. Город сожгли дотла, все ценное пограбили, многих поубивали, девок и баб насильничают.

– А много ль ворогов в Русе осталось? – спросил Федор Борецкий.

– Сотен пять или чуть побольше, – отвечали рушане.

– Слушай, Киприан! – загорелся Федор, обращаясь к тысяцкому Киприану Арзубьеву, командовавшему судовой ратью. – А давай разделимся? Ты пойдешь на Коростынь, а я со своими удальцами отобью назад Русу!

Арзубьев задумался. Спору нет, велик соблазн вернуть Новгороду Русу, но ведь и опасно ослаблять судовую рать перед главным сражением.

– Да ты не сомневайся! – настаивал Федор. – У тебя все одно больше войска, а еще владычный полк на подходе. Аль не сдюжите?

– Ладно, пес с тобой! – махнул рукой Арзубьев. – Бери своих ватажников и рыбаков со Взвада. Они тут каждую протоку знают, не заплутаете. Выйдете сначала в Ловать, потом в Полисть, а по ней попадете прямиком в Русу. Нападайте сразу, пока супостаты не очухались. Они, поди, не ждут от нас такой борзоты!

Арзубьев как в воду глядел. Когда на берега тихой Полисти, протекавшей посреди сожженной Русы, внезапно с ревом и матерщиной выскочили новгородские ватажники, немногочисленный московский гарнизон даже не пытался сопротивляться. Те, кто успел добежать до своих коней, ускакали, тех, кто не успел, ватажники до ночи гоняли по садам и пепелищам, пока не перебили всех. После чего гордый победой Федор Борецкий напоил свое воинство допьяна и упился сам.

…Покачиваясь на травянистых волнах, судовая рать бесшумно плыла вдоль низкого, поросшего ивняком берега. В том месте, где в Ильмень впадает речка Псижа, в русле которой новгородцы добывали известняк для своих храмов, болотистый берег стал круто вздыматься вверх и вскоре превратился в протянувшуюся на восемь верст каменную стену в две сажени высотой. Под ее прикрытием судовая рать почти вплотную подошла к Коростыни.

Здесь Киприан Арзубьев дал ратникам короткий роздых, а сам выслал разведчиков к лагерю противника. Замысел предстоящего сражения обсудили еще в Новгороде. Владычный полк должен был скрытно подойти к озеру и ждать в рощице в версте от Коростыни, а когда судовая рать высадится на берег, ударить с тыла.

Воротившиеся разведчики донесли, что московское войско расположилось на самом берегу озера. Раскинули шатры, жгут костры, готовят ужин и, кажется, особо не берегутся.

Обратившись лицом туда, где на противоположном берегу едва угадывалась золотая точка софийского купола, Киприан Арзубьев широко перекрестился и крикнул:

– Ну, братцы, с Богом! Постоим за Великий Новгород и Святую Софию!

Всяк человек рождается для какого-то своего дела. Одному на роду написано возделывать землю, другому – торговать, третьему – махать кадилом в церкви. Князя Данилу Холмского Господь сподобил воевать. С детства рос драчливым непоседой, бредил сражениями, мечтал о ратной славе. Ради этой славы изменил родной Твери, перейдя на службу ее извечному сопернику – Москве. Ослабевшая Тверь в последние годы почти не воевала, зато московское войско не знало покоя, что ни год, то новая война, то с татарами, то с Литвой, то с удельными князьями. В этих битвах князь Данила закалился до кремневой твердости, приучился сохранять самообладание в самой жаркой схватке.