Виктор Смирнов - Колокол и держава

Князь Данила Холмский обошел поле битвы. Победа далась недешево. Три сотни бездыханных московских ратников лежали на окровененной траве, еще больше выбыли из строя от полученных ран. И хотя потери новгородцев были несравненно большими, гибель воинов, вместе с которыми он воевал уже не первый год, огорчила и разгневала князя.

– Что с пленными будем делать? – спросил Федор Хромой.

– Перебить бы всех к чертовой матери, да вроде жалко, тоже ведь русские люди, – мрачно промолвил Холмский. – Но и прощать нельзя. Вон сколько наших легло.

Исподлобья окинув взором огромную толпу новгородских пленных, Холмский задумался. Потом подозвал звероподобного детину, выполнявшего при войске роль палача, и отдал короткий приказ.

Пленных одного за другим со связанными за спиной руками подводили к палачу и валили наземь. Упершись коленом в грудь поверженного, палач несколькими взмахами острого кривого ножа отсекал уши, нос и губы несчастного. Потом захлебывавшегося кровью пленного отпускали, а к палачу уже подводили следующего. Тех, кто пытался сопротивляться, убивали на месте. Пленных было более двух тысяч, и палачу пришлось трудиться при свете факелов до глубокой ночи. Когда он закончил, на траве высилась груда человеческой плоти, которую с урчанием пожирали бродячие псы.

Трофейные новгородские доспехи князь Холмский, демонстрируя презрение к побежденным, приказал побросать в озеро со словами, а захваченные суда велел затопить [7] Подводные археологи уже не первый год ищут в озере Ильмень доспехи и суда новгородской судовой рати, и, хотя поиски пока не принесли результата, надежды они не теряют ( прим. автора ). . Уже на другой день, не дав войску отдохнуть, он совершил стремительный бросок к Русе, где в пух и прах расколошматил новгородских ватажников, все еще праздновавших победу. Федор Борецкий спрятался в погребе сгоревшего дома и под покровом ночи убежал в Новгород…

10 июля новгородские дозорные увидели огромную толпу людей, бредущих к городу. Издалека казалось, что все они широко улыбаются, блестя зубами, но когда толпа приблизилась, дозорные содрогнулись при виде чудовищно изуродованных лиц. Зато паозерки встретили мужей со слезами радости. Живы – и слава Богу! А с лица не воду пить.

Совет господ обвинил в поражении Киприана Арзубьева, самовольно разделившего судовую рать, и лишил его должности тысяцкого. Воевода владычного полка отделался внушением, хотя многое указывало на то, что он нарочно не поспел к битве.

Заспорили о том, что делать дальше, но тут пришло известие, сразу положившее конец спорам. Псковское войско захватило крепость Вышгород и теперь двигалось к Новгороду. Решили выступать немедля, дабы покарать изменников-псковичей и не дать им соединиться с московской ратью.

12 июля многотысячное ополчение выступило в поход. Провожал войско весь сильно обезлюдевший Новгород. Колонна растянулась на пять верст, ее голова давно скрылась в клубах дорожной пыли, а из окольного города еще выезжал обоз.

Впереди шел владычный полк. По сравнению с кое-как вооруженными, ехавшими на рабочих лошадях ополченцами добротно снаряженный полк смотрелся внушительно. Рядом с воеводой горбился в седле владычный ключник, приставленный архиепископом Феофилом для досмотра.

Стояла жара. По обе стороны дороги тянулись поля и нивы. За речкой Веряжкой паслось городское стадо. В садах наливались яблоки и груши, трава на заливных лугах вымахала выше пояса. Завидя войско, косцы бросали работу, крестились и кланялись вслед.

К вечеру следующего дня, обогнув Ильмень, ополчение вышло к устью Шелони, мощным потоком вливавшейся в озеро. Вдоль берега пролегал старинный торговый путь на Псков и дальше на Ревель, к Балтийскому морю. Жара не спадала, ратники обливались потом, кони устало отмахивались от настырных слепней.

Оглядываясь на колонну, хвост которой терялся за горизонтом, посадник Дмитрий Борецкий испытывал смешанные чувства. Гордость от сознания того, что ему доверено командовать таким огромным войском, сменялась тревогой: а ну как оплошаю? Весь его боевой опыт сводился к мелким пограничным стычкам да к рыцарским поединкам на Духовском поле. У второго воеводы – посадника Василия Казимира – опыта было не больше.

Ну да ничего, бодрился Дмитрий, Бог не выдаст, свинья не съест, эвон какая силища! Повеселевшим взором посадник окинул противоположный берег Шелони и резко натянул поводья, уловив там движение. Из-за тронутого ранней желтизной перелеска показалась московская рать. Впереди гарцевали два всадника в алых плащах. То были князь Данила Холмский и воевода Федор Хромой.