Николай Дмитриев - На торный путь

Предосторжность была нелишней. Уже через день в виду лагеря появилось до десяти тысяч татар, а вместе с ними ещё тысяч пять янычар, которыми, как стало известно, командовал сам хотинский комендант Колчак-паша. Они пытались схватить фуражиров, однако прикрывавший их полк, став в каре, отбил нападение. Татары повторили атаку, но, будучи встречены гусарами, не выдержав стычки, бежали до самого Прута. При этом были взяты пленные, и, переговорив с ними, Манштейн доложил Миниху, что, по словам татар, в Хотин прибыл лучший военачальник султана Вели-паша.

Остававшиеся за рекой пушки наконец-то перевезли через Днестр, за ними подтянулся обоз, и мост разобрали. Теперь Миних мог продолжать поход и вскорости подошёл к Пруту. Сразу после переправы через него армия вступила в горы. Валашский перебежчик известил, что неприятель неизвестно почему очистил самое важное ущелье, в котором мог задержать всё войско. Однако армия благополучно прошла через него и, дождавшись отставших, расположилась лагерем на поросшей редким лесом местности, правым краем упираясь в Прут, а левым – в горы.

В течение дня турки малыми партиями беспокоили лагерь, но до серьёзных стычек дело не дошло. Впрочем, когда Колчак-паша пришёл во главе почти двадцатитысячного войска, турки пробовали атаковать, однако, остановленные пушечным огнём, отошли к дефилеям. Наутро русская армия выступила, оставив на месте небольшой отряд дожидаться подтягивающийся обоз. Выведя войска на равнину, Миних без боя занял турецкий лагерь и расположился в нём. На другой день Колчак-паша хотел взять реванш, произведя сильную атаку, но, не имея успеха, удалился.

Ежедневные стычки лёгких войск продолжались, однако были скоротечны и нерезультативны. Для большего береженья армия перешла в другой лагерь и там ожидала подхода артиллерии и обозов. Тем временем неприятель расставил караулы вокруг всей русской армии на расстоянии всего-то пятисот шагов и тем так сильно затруднил перемещения, что для перехода к обозу требовался сильный конвой. Генерал-майор Штокман пренебрёг этим и поплатился. Имея надобность прибыть к фельдмаршалу, он вообразил, что опасности нет, и выехал в сопровождении только двух казаков.

В первой же роще на него налетели турки, и, хотя генерал отчаянно отбивался, будучи раненым, принуждён был сдаться. Узнав об этом, фельдмаршал сильно досадовал, поскольку такого важного пленника турки в течение всей кампании захватили впервые, и это конечно же наносило урон престижу. Как только об этом стало известно, тотчас были сделаны попытки лихим кавалерийским налётом освободить допустившего оплошность генерала, но, как вскорости удалось выяснить, Вели-паша на радостях немедля приказал отправить Штокмана прямо в Хотин.

В это же время фельдмаршалу донесли, что турки заняли весьма выгодные позиции на высоте и окопались, явно намереваясь дать там сражение. Поскольку главные обозы уже прибыли на место, Миних, оставив для охраны двадцатитысячный отряд, выступил в поход и, пройдя ряд небольших дефилеев, привёл армию к турецкому лагерю. Посланный на рекогносцировку Манштейн внимательно осмотрел через подзорную трубу турецкие батареи и, обращаясь к своему спутнику, сожалеюще сказал:

– Да, фенрих, сейчас мы на расстоянии пушечного выстрела, и я бы очень хотел знать, что там дальше понастроил Вели-паша.

Этим спутником был не кто иной, как недавно прибывший в армию паж принца брауншвейгского барон Мюнхгаузен. Весело сощурившись, вьюнош пригляделся к высоте и озорно заметил:

– Я вижу только один способ: пальнуть из пушки, вскочить на ядро и, пролетев над позицией, всё рассмотреть.

– Да?.. – Манштейн покосился на шаловливого юнца и с некоторой укоризной, но вроде бы и в тон ему ответил: – Только уж лучше прыгать на бомбу, поскольку она гораздо больше и на ней сидеть удобней.

Такую фамильярность в отношениях с фенрихом полковник допускал по одной весьма веской причине. Не иначе как принц прислал в войско своего соглядатая, а поскольку общительность барона была общеизвестной, он имел возможность во многом преуспеть. А ещё Манштейну очень хотелось из первых уст послушать рассказ об имевшем место этим летом бракосочетании принцессы Анны, значение коего могло быть весьма велико и свидетелем которого был Мюнхгаузен.

Император Карл не упускал ни единого случая, позволявшего вовлечь Россию в интересы своего дома, и в этом плане венский двор возлагал большие надежды на предстоящее бракосочетание принцессы Анны, племянницы Анны Иоанновны, с принцем брауншвейгским Антоном-Ульрихом. Договорённость об этом была достигнута, но под разными предлогами свадьба всё время откладывалась, порождая всяческие толки. Венский двор весьма неодобрительно взирал на эти проволочки, и в конце концов Карл решил отправить в Петербург чрезвычайного посла.