Зиновий Давыдов - Корабельная слободка

На полке у бабушки стояли мясные консервы в желтых металлических банках, и две бутылки красного вина, и полголовы сахару, и галет мешок… Но все это принадлежало поселившимся у нее англичанам, и бабушка боялась даже прикоснуться к этому.

Долго пришлось Николке убеждать бабушку Елену. Он доказывал ей, что греха тут никакого нет, если взять у врага немного еды; и что усачей бояться нечего: все равно завтра на рассвете ребята вместе с бабушкой бросят все и уйдут отсюда, — поминай тогда, как звали! Пусть эти усачи хоть лопнут потом от злости, и очень даже хорошо, если они лопнут. Такие это сквалыги, только бы себе в живот, а бабушка в это время у них на глазах с голоду пропадала.

— Нешто нет? — кричал Николка. — Ни до чего им нету дела! Живут тут у бабушки, и всё. В преферанец либо в свист режутся и консервы жрут.

— Что верно, то верно, — вяло согласился Мишук, зевая во весь рот.

Бабушка Елена долго раздумывала и все колебалась и не соглашалась… Очень она была напугана: никак не ожидала, чтобы на старости лет — и столько всего натерпеться. Но, видя, как измучены ребята, голодные и холодные, — а у Жоры и вовсе зуб на зуб не попадал, до того вымок он и продрог, — видя это, бабушка наконец согласилась взять от всего понемножку.

Она раздула огонек на шестке и взяла с полки мясца кусочек из начатой банки, крупки горсточку, пару галет и обломочек сахару. Из всего этого получился такой ужин, вкуснее которого ребята, кажется, никогда не едали. Наваристый суп с галетами и кипяток с сахаром… И тепло в домике, горит на столе масляный ночник… Но на улице что делается!

Дождь и ветер носились по темной улице из конца в конец и словно мокрыми плетями били по чему попало. Там нигде, должно быть, не оставалось живого места: все было исхлестано ветром и дождем.

— Ветер, наверно, десять баллов, — сказал Мишук, прислушиваясь к неистовому завыванию за окошком.

— Давай все двенадцать, — поправил Мишука Николка. — Ураган. А в море как теперь!.. Страсти…

— Наших нет теперь в море, — заметил Мишук. — Все на бастионах.

— И на бастионах ураган? — спросил Жора.

— А ты как думал? — сказал Николка. — На море ураган, а на бастионах солнышко играет?

— Обязательно и на бастионах ураган, — подтвердил Мишук.

Ребятам смертельно хотелось спать. Разомлевшие от тепла, от горячего супа и кипятка с сахаром, они уронили головы на стол и тотчас задремали. Бабушка постлала им на полу и с трудом уложила. Штанишки, куртки, обувь — все это бабушка развесила перед шестком, на котором еще тлели угольки.

Очутившись на полу, ребята сразу заснули как убитые. Но бабушка только забылась на часок и вдруг открыла глаза и присела на лавке.

Такой погоды бабушка Елена не могла запомнить. Уж так-то выл ветер, ревело море, бил дождь в стены и окна домика! На улице что-то страшно грохотало, что-то разрывалось на куски, что-то переламывалось пополам.

Бабушка пробовала задремать еще хоть на часок, но не могла. Она лежала долго в беспросветной темноте — ну прямо глаз выколи! А ребятам хоть бы что! Они не спали целые сутки, целые сутки провели на ногах и теперь посапывали на полу, угревшись друг подле друга под ватным одеялом, сшитым когда-то бабушкой из ситцевых лоскутков.

Слабый рассвет забрезжил на дворе, и бабушка встала и глянула в окошко.

Лет сорок подряд, с тех пор как поселились они в этом домике с дедушкой Христофором, бабушка Елена каждый день смотрела в окошко на бухту и на море, но никогда еще не видела подобного тому, что довелось ей увидеть сегодня. Черные волны гигантских размеров вбрасывались в бухту, и вода в бухте клокотала, как в кипящем котле. Вода уже залила всю набережную, а корабли, сорванные с якорей, сталкивались и расшибались, и обломки их носились по волнам. Где-то стреляли пушки, должно быть подавая сигналы о бедствии. Вдали, за бухтой, в море беспомощно моталось огромное транспортное судно, и стреляли, должно быть, с него. Ему грозила неминуемая гибель. Бабушка все это видела. Она не знала только, что на этом транспорте теперь находится взятый англичанами в плен начальник балаклавского гарнизона капитан Стаматин.

Вечером 1 ноября, накануне этой жестокой бури, капитан Стаматин был переведен из арестного дома на английский военный транспорт «Ливерпуль». Капитана Стаматина отправляли в Константинополь вместе с большой партией тяжелораненых солдат и офицеров из корпуса лорда Раглана. Второго ноября на рассвете транспорт должен был сняться с якоря. Но ветер еще ночью достиг силы полных двенадцати баллов, а на рассвете на транспорте лопнули якорные цепи, и судно вылетело пулей из бухты в открытое море. В одно мгновение на транспорте оказались сломанными все мачты и сорван руль. Обрушившаяся на судно волна смыла с верхней палубы всех вахтенных матросов вместе с вахтенным офицером. Корабль стал игрушкой волн и ветра.