Владислав Романов: Нефертити

Слова падали, как капли в гулкий глиняный сосуд, принуждая вождя вслушиваться в каждое слово. Громко ухнула птица, заставив их обоих вздрогнуть, прислушаться к неумолчно ревущему шуму реки. Обычно не испытывающий страха Суппилулиума на мгновение притих. Он и раньше слышал о фараоновских колесницах, догнать которые ещё никому не удавалось, об искусных египетских арбалетах, стреляющих десятками стрел в одно мгновение, о мощных таранах, способных прошибать любые каменные стены, о летающих огненных горшках и хитроумных наземных сетях-ловушках, в которые внезапно попадали целые отряды. Он знал, что на службе у фараона есть специальные люди, которые только и придумывают эти военные хитрости. Потому и позволял себе пока лишь мечтать о завоевании страны каменных сфинксов и пирамид.

— Так что, и на митаннийцев мне теперь не ходить?! — помолчав, угрюмо спросил самодержец.

— О них в вашем сне ничего не говорилось, ваша милость, да и моя ворожба ещё перед выступлением в сей поход указывала на то, что губительным он не станет. Ибо вряд ли египтяне при нынешнем изнеженном и старом правителе Аменхетепе Третьем отважатся вступиться за слабых митаннийцев. Но и лёгким он не предвидится, осторожность вам не помешает.

Волхв степенно поднялся и поклонился государю. Последний луч, скользнув по далёким заснеженным зубцам горных отрогов, мигнул несколько раз и медленно погас, ознаменовав конец дня и наступление ночи. Но не успела тьма сгуститься над ними, как неожиданно с громким шипением вспыхнула погасшая было совсем головешка в догорающем костерке посредине шатра, да так ярко возгорелась, что высветила его весь и на мгновение ослепила хеттского царя. Властитель, и без того расстроенный мрачными предсказаниями волхва — столь великая жажда покорить могущественный Египет владела Суппилулиумой на протяжении многих лет, и боевые победы, одерживаемые им в Сирии и на всём Черноморском побережье, лишь подогревали эту безудержную страсть — вдруг побледнел, точно незримые боги подавали ему ещё один предупреждающий сигнал.

— Что это значит? — с тревогой спросил он.

— Кто-то родился в это мгновение, человек в будущем весьма известный, слишком яркая возникла вспышка, разорвав тьму, — растерянно проговорил гадатель, сам не любивший таких странных совпадений. — И как будто где-то рядом...

Он оглянулся, словно это рождение произошло за порогом шатра в их лагере. Властитель испуганно уставился туда же.

— Но кто родился, Азылык? Кто он?.. Мой погубитель?! — испуганно прошептал царь хеттов. — Почему в моём шатре отозвалось его рождение?!

— Это ничего не значит, ваша милость, — тихим голосом ответил волхв. — Такая же вспышка наверняка осветила в это мгновение ещё сто потухающих костров в округе. Могу только сказать, точнее, предположить, что родился... — Азылык запнулся, наморщил лоб, пожевал воздух в пустом рту и мощным усилием воли вдруг разорвал мрак сознания, увидел подрыгивающего тонкими ножками младенца, старую повитуху, обрезающую кровавую пуповину в большой спальне царского дворца, слабую, измученную родами царицу и уточнил: — Нет, родилась. Да, родилась женщина!

— Женщина? — поморщившись, искренне удивился государь, не любивший в своей жизни ничего, кроме боевых походов и хороших скакунов. Заметив же недоумение на лице оракула, полководец простодушно рассмеялся. — Я и не думал, что великие боги примечают рождение сладострастниц и даже оповещают о том других.

— Судя по яркой вспышке огня, родилась великая женщина, ваша милость! Вас, возможно, это неприятно удивит, но родилась она в сей час в митаннийском дворце.

— Вот как?! — усмехнулся Суппилулиума. — Что ж, митаннийская принцесса только украсит мой гарем. Говорят, они неплохие искусницы по части любовных утех!

— Я не вижу её среди ваших наложниц, повелитель, — помолчав, ответил Азылык. — Ей уготована другая судьба.

— Какая же?! — точно задетый за живое, рассердился вождь хеттов.

Прорицатель напрягся, пытаясь по раскрытым ладошкам девочки прочитать её судьбу, но едва внутренним взором он заглянул в них и увидел яркую линию судьбы, переплетённую с глубокой бороздкой жизни, как новорождённая, точно повинуясь чьей-то воле извне, сжала их в острые кулачки, да так крепко, что оракул не на шутку испугался и тотчас вернулся назад.

— Боги не дают мне возможности заглянуть в её будущее, — смутившись, пробормотал он.

— А может быть, его вообще нет?! — еле сдерживая гнев, воскликнул властитель.