— Как я долго ждала этого! Как я долго ждала этого! Как я долго ждала этого! — набирая мощь в голосе, заголосила Киа, почти выкрикивая последние слова, после чего исторгла из груди громкий стон, затрепетав всем телом и впившись зубами в плечо фараона с такой яростью, что прокусила до крови кожу.
Поначалу он этого даже не заметил, не ощутив никакой боли, лишь капли крови на ковре заставили его прийти в недоумение, и только тогда он заметил рану. Принцесса сама испугалась содеянного, побледнела и чуть не упала в обморок, Эхнатон успел её подхватить. Пришла служанка, помазала ранку травяной мазью, и всё прошло. Она же увела перепуганную и плачущую Киа, хотя правитель и попытался её утешить, сказав, что не сердится.
Распростившись с принцессой, он почувствовал облегчение, но в то же время и странное удовлетворение, какое не испытывал с царицей. В отношениях с касситкой всё было грубее, ожесточённее, их любовная встреча больше напоминала схватку с диким зверьком, который его даже поранил, но она-то и принесла наслаждение. Эхнатон обращался с ней так же грубо, противодействуя в ответ, и, едва Киа ушла, ему захотелось отдохнуть и восстановить силы. Вытянувшись на мягком ворсистом ковре, он не спеша размышлял о том, что произошло. До сих пор правителю казалось, что наслаждение приносят только нежные ласки, какими его одаряла Нефертити, а сегодня он открыл вдруг совсем иной его источник.
«Это как истина, — подумалось ему, — которая не может быть горячей или холодной, как нельзя её найти только в войне или мире. Она разная, как и любовь, — фараон помедлил и, улыбнувшись, добавил: — Я не почувствовал никакого дурного привкуса от её тела, кроме дурманящего запаха страсти...»
Азылык, с которым он постоянно делился своей тревогой о наследнике, и посоветовал поближе познакомиться с Киа, чья природная мощь привела оракула в восхищение, хоть звёзды и не предсказывали, что от их близости может родиться мальчик.
— Звёзды звёздами, ваше величество, но поверьте, стоит попробовать, — загадочно улыбнулся оракул, словно он наперёд знал, какое новое наслаждение откроет для себя властитель. — Но предупрежу сразу: не стоит обольщаться надеждами.
Вспомнив об этих словах, Эхнатон попросил найти оракула. Искать его и не пришлось: Азылык в эти часы, отобедав, всегда отдыхал в своём кабинете, который больше походил на спальню. Но правитель не упрекал провидца: он действительно тратил огромные силы, чтобы следить за всем, что делает Суппилулиума, проникать в его сознание, считывать его мысли и даже подсмеиваться над ним. После разговора с диким хеттом на подходах к Каркемишу, у той злополучной скалы, Азылык упал в обморок и пролежал без движения пять часов. Эхнатон всё сам наблюдал, а Хаарит, вызванный вместе с лекарями, чтобы объяснить состояние кассита, заявил, что такое не под силу обыкновенному человеку, неважно, кто он: звездочёт или прорицатель. И, свершив такое, этот кудесник вычерпал все жизненные силы.
— Но он жив? — с волнением спросил фараон, взглянув на лекарей.
— Сердце прослушивается, ваше величество, — ответил Сирак.
— Тогда почему он не умер? — не понял Эхнатон.
— Мне и самому хотелось бы это знать, — поклонившись, вымолвил Хаарит.
Появился Азылык, склонил голову.
— Что этот варвар?
— Взял Эмар и двинулся на Халеб. Но на военном совете трое военачальников высказались против, и среди них начальник колесничьего войска. Чтобы унять ярость, Суппилулиума разрезал себе бедро. Он на пределе. Как и я, — оракул с грустью улыбнулся.
— Присядь, — правитель указал на кресло. — Вина?
— Но того, терпкого, несладкого, — кивнул провидец. — Оно легче входит в кровь.
Фараон дал знак слуге, и тот принёс вина, наполнил обе чаши.
— Он пойдёт на нас?
— Пока, несмотря на все мои усилия, а вы в курсе всего, мысленно он этого жаждет, — осушив чашу, доложил Азылык.
Эхнатон пригубил вина, погрустнел.
— Ничего-ничего, ещё Халеб. А самое главное, царёк наш боится всем признаться, что он у меня на крюке, — усмехнулся оракул. — Сие обнадёживает, ваше величество. Ах, какое вино, какой аромат! Чьё, можно полюбопытствовать?
— Купцы из Уруатри привезли.
— Да, слышал. Надо бы ещё заказать.
— Я всю оставшуюся жизнь буду тебя им потчевать, если от Суппилулиумы избавишь!
— Вот как? — в чёрных узких глазах Азылыка, казалось, уже мёртвых и неподвижных, вдруг что-то слабо вспыхнуло, но тут же погасло. — Ради этого стоит потрудиться, ваше величество. Очень стоит!
Читать дальше