Джон Престон - Раскопки [litres с оптимизированной обложкой]

– Так и должно быть, – сказал я.

– Что должно быть?

– Ты должна чувствовать себя желанной.

Она засмеялась. Затем Мэй провела пальцами по моей щеке.

– Смотри аккуратнее здесь.

– Хорошо.

– Не работай слишком много. И, Бейзил, не вздумай терпеть глупости от этого Рида-Моира.

На следующее утро я закончил вскрывать линию песка, которую нашел накануне. Она проходила прямо поперек ладьи, почти от одного борта до другого. Через час Джон Джейкобс обнаружил еще одну. Еще одна линия, проходящая через весь корабль. Эта вторая линия, однако, была менее четкой, чем первая. Она больше напоминала слабую нить, проходящую сквозь землю. Мы измерили расстояние между двумя линиями – восемнадцать футов. Чем больше я об этом думал, тем больше мне казалось, что это остатки стен погребальной камеры. Когда я рассказал об этом миссис Претти, она сказала, что хочет взглянуть.

Я придерживал ногой нижнюю часть лестницы, чтобы она не упала, и помогал ей спуститься вниз ступенька за ступенькой. Она встала на кусок брезента и осмотрела обе линии.

– Думаете, что это то самое, мистер Браун?

– Не знаю, – сказал я. – Не уверен. Но возможно, что да.

Весь день мы расчищали участок в центре ладьи, снимая песок потихоньку, слой за слоем. Во время работы я обнаружил третью линию окрашенного песка. Она оказалась намного короче остальных – едва ли четыре фута в длину, и шла вниз и наружу к планширу.

Сидя на краю траншеи, я пытался понять, что могут означать эти линии. Лучшее, что я смог придумать, – первоначальная погребальная камера, вероятно, находилась в днище корабля со скатной крышей, как у Ноева ковчега в детской книжке со сказками. Осебергская камера, похоже, была построена именно так, насколько я мог судить по иллюстрациям в книге Мэйнарда. Но на каком-то этапе крыша, видимо, провалилась внутрь. Скорее всего, из-за веса грунта. Падение, несомненно, привело к смещению содержимого камеры. Я набросал эскиз, как могла выглядеть камера, настолько близко к масштабу, насколько это было возможно.

Я смотрел на набросок, когда появился Мэйнард. Я сразу понял, что что-то не так. Он и в лучшие времена вечно беспокоится. А сейчас он был как никогда раздражен. Вместо того чтобы спросить, в чем дело, я решил подождать, пока он сам мне расскажет. Ждать он себя не заставил.

– Бейзил, – сказал он, – боюсь, я совершил глупость.

– Что такое?

– Я не хотел, честное слово. Думал, как лучше. Хотел убедиться, что мы – вы – на правильном пути. Я написал Мэгоу с острова Мэн.

– Мэгоу?

– Да, в тамошний музей. Я знал, что у него есть записи о захоронениях, которые были найдены на острове. Записи, которые могли бы быть очень полезны, чтобы определиться с периодом, к которому относится ладья. Ну и, – сказал он более резким голосом, – откуда мне было знать, что он учился в Кембридже с Чарльзом Филлипсом? Не успел Мэгоу получить мое письмо, как он связался с Филлипсом и все ему передал. По телефону, – добавил он, будто этот факт еще больше усугублял дело. – Теперь, похоже, все знают о раскопках. Уже поговаривают, что Британский музей подключился. И министерство.

– Господи.

– Знаю, Бейзил, знаю… Никогда бы не подумал, что такая мелочь будет иметь такие последствия. Как вы понимаете, Рид-Моир в ярости. Помимо прочего, он терпеть не может Филлипса. Оказывается, между ними с давних пор идет вражда. Очевидно, Филлипс самым подлым образом вырвал у него контроль над Обществом Восточной Англии. Вы знаете, каким иногда бывает Рид-Моир. Далеко не самый разумный малый, честно говоря. Он говорил со мной в очень пренебрежительных тонах.

Я сложил рисунок и положил его в карман. Мэйнард все еще стоял на месте с таким видом, будто проглотил фунт червей.

– Что будем делать, Бейзил? – спросил он.

– А что мы можем? Подождем и посмотрим. Что бы ни случилось, мы, видимо, узнаем об этом последними.

Когда Роберт появился на следующее утро, он сказал, что мама неважно себя чувствует и, возможно, сегодня не выйдет. Если мы не найдем ничего существенного. Он также упомянул, что накануне вечером у нее был посетитель. По его словам, он уже собирался ложиться спать, когда кто-то позвонил в дверь.

Не могу сказать, что я обратил на это внимание. Пока Роберт не сказал, что посетитель этот был большим. Тогда я навострил уши.

– Что значит «большой»? – спросил я.

– Толстый, – сказал он и хихикнул. – Хотя нельзя так говорить.

– Как он выглядел?

– Я же только что сказал, мистер Браун.