Элизабет Гиффорд - Добрый доктор из Варшавы [litres]

Неожиданно слева начинается суматоха. Слышится плач ребенка. Корчак с ужасом замечает, как охранник избивает маленького мальчика. Доктор бросается на помощь, но Гарри рывком тянет его назад.

– Не надо. Слишком опасно.

Охранник жестом показывает толпе, что можно переходить. Минуя польских полицейских, которые преграждают путь в арийскую Варшаву, сначала улицу пересекают велосипеды и рикши, затем спешащая масса людей.

На Хлодной доктор стучит в парадную дверь дома 33, бывшего здания коммерческого училища. Ему открывает мальчик, которого он никогда раньше не видел. Увидев незнакомца, ребенок тут же убегает, зовя пани Стефу.

В коридоре появляется маленький Шимонек. Лицо его сияет.

– Пан доктор вернулся! – кричит он во все горло.

На этот раз Стефа не пытается унять детей. Тесной толпой они окружают доктора, наперебой выкрикивают новости, прыгают от радости. Какое счастье видеть их милые, светлые лица.

Стефа садится за стол, плечи ее расслабленно опускаются.

– Почему ты плачешь, пани Стефа? – спрашивает Сара. – Разве ты не рада видеть доктора?

Стефа обнимает девочку.

– Я плачу от счастья. У людей так бывает. Наконец-то пан доктор с нами.

Подняв руки над головой, Корчак хлопает в ладоши, и дети тоже начинают хлопать вместе с ним, подчиняясь ритму песни, которая за последний год стала гимном их дома. «Черные и белые, коричневые и желтые, все мы братья», – распевают они, улыбаются друг другу, их глаза сияют.

– А в тюрьме было скучно? Чем вы там занимались? – спрашивает Галинка.

– Когда разбойники и грабители в моей камере узнали, что я тот самый Старый Доктор, который выступал по радио, они усадили меня на тюк соломы и заставили рассказывать им сказки, которые когда-то слышали от своих мамочек.

Он показывает, как учил сокамерников ловить блох, которые донимали их и днем, и ночью, а дети падают со смеху.

– Я так рада, что вы вернулись, пан доктор. Уж теперь-то все будет хорошо, – говорит Сара.

Стефа наблюдает за всей этой веселой суматохой, глаза ее блестят от восторга, но к радости примешивается и грусть. Может, и правда, теперь, когда пан доктор вернулся, все как-нибудь уладится.

Вот только хорошо ли он понимает, как обстоят дела на самом деле?

Приняв горячую ванну и побрившись, доктор надевает чистую одежду, а Стефа заставляет его выпить горячего супу прямо у плиты на кухне. Ее немного припухшие глаза неотрывно следят за его лицом, изучая появившиеся за последние недели раны. Кровоподтек на щеке, болезненно худые лодыжки. Она не отходит от него, словно боится, что какая-то сила снова похитит его.

– Иногда я не знала, что и думать. Про Павяк столько слухов, вокруг только и говорят, как много людей пропало там… – Голос ее срывается.

Он берет ее за руку.

– Такого старого пса, как я, нелегко удержать на привязи. Но завтра с утра первым делом, Стефа, нам надо заделать кирпичом парадный вход. Чтобы немецкие солдаты не могли зайти сюда прямо с улицы. От них одни неприятности. А мы будем использовать боковую дверь. Она выходит во двор, кто о ней не знает, даже и не заметит.

– Но как можно без парадного входа, никто так не делает.

– А мы сделаем. Завтра. Мы должны заделать вход, Стефа.

Она никогда не видела его таким нервным и возбужденным.

– Я попрошу Генрика.

– И еще нельзя отпускать детей одних, кто-то из нас должен сопровождать их. На улице сейчас опасно, да и тиф можно подхватить.

– Согласна. Да они и так почти не выходят. Но если совсем оторвать их от мира, смогут ли они приноровиться к нормальной жизни, когда война закончится?

Нахмурившись, он задумывается на мгновение.

– Тогда нужно, чтобы мир пришел к нашим детям прямо сюда. Будем приглашать людей из разных сфер жизни, разных профессий, пусть они беседуют с нашей детской республикой.

– Для мальчиков было бы неплохо больше общаться с мужчинами. Есть, конечно, Генрик, брат нашего повара Розы Штокман, но он и сам-то не лучше наших мальчишек. А теперь и совсем не стоит на него рассчитывать, он вообразил, что влюблен в медсестру-стажерку Эстерку. А еще у нас есть ты.

– Твой самый проблемный ребенок. Стефа, что бы я без тебя делал? Даже здесь, в заточении, ты остаешься хранительницей очага, обустроила все, как на старом месте. И как тебе удается?

– Дети и здесь не перестают понимать справедливость и доброту. Помнят, чему ты их учил. Вот только припасы у нас кончаются.

– Как с лекарствами?