Другая сторона знамени из зеленого шелка, на ней – лист каштана. «Чтобы помнить о дереве в нашем саду. Чтобы помнить о доме», – говорит Корчак детям.
Сара дергает его за рукав.
– Пан доктор, наш флаг как у маленького короля Матиуша из твоей книжки.
Он улыбается и кивает.
– Ты умница, Сара, догадалась. Знаете, каждый должен попытаться сделать мир лучше, как маленький король Матиуш, и даже если это не получится с первого раза, мы не должны останавливаться.
Он вручает флаг Эрвину и просит держать его высоко и прямо.
Во дворе перед домом стоит старик Залевский и прощается с детьми. Его грубое солдатское лицо, покрытое ссадинами, опухло, губа разбита. Накануне Залевский обратился в гестапо за разрешением переехать с детьми в гетто.
– Разве вы не знаете, что поляку запрещено работать на евреев, что это противозаконно? – закричал на него офицер гестапо.
– Но эти дети – моя семья, – возразил Залевский, и на его голову тут же посыпались удары.
Один за другим сто детей обнимают стариков Залевских – своих бабушку и дедушку. Госпожа Залевская не перестает вытирать глаза фартуком.
– И осторожно веди телегу, – хрипло говорит Залевский Генрику Штокману. Он ковыляет к повозке, чтобы проверить, крепко ли завязаны веревки на брезенте. – Там четыреста фунтов картофеля на зиму. – Он неохотно убирает руку от лошади.
Впереди идет Эрвин, высоко подняв зеленый флаг короля Матиуша со звездой Давида. Дети выходят из ворот, пар от их дыхания растворяется в холодном воздухе. Кто-то пытается запеть, но на душе у всех слишком тоскливо, и песня тут же стихает.
Корчак больше не оборачивается назад, но Стефа еще раз бросает взгляд на красивое белое здание, в котором они прожили почти двадцать лет. На маленькое эркерное окно под самой крышей в комнате доктора, где каждый вечер он писал свои заметки, на большие окна, благодаря которым в доме было так много света. Как часто гости говорили ей, что здание больше похоже на особняк какого-то важного пана, чем на детский дом.
– Здесь и живут важные паны, – всегда отвечала им Стефа.
Они молча идут по Крохмальной, вдыхая стылый воздух, неслышно ступая по мокрым булыжникам.
У входа в гетто на улице Хлодной дети тихо ждут, пока проверяют документы. Они разглядывают ворота из проволочной сетки высотой десять футов, немецких охранников, сверкающие битые стекла поверх стен, уходящих далеко в разные стороны. Немецкий охранник в длинной застегнутой шинели, обтягивающей его толстое тело, обходит повозку с картофелем и заглядывает под брезент. Он приказывает Генрику сойти с телеги и приказывает охраннику помоложе увести лошадь.
Корчак бросается к толстяку.
– В чем дело? У нас разрешение провезти провизию внутрь. – Он показывает охраннику бумаги, но тот пожимает плечами:
– Разрешение отменено.
Толстяк отворачивается. Дети уже проходят в ворота, но Корчак не может уйти просто так, смирившись с грабежом. Он в ярости. Неужели охранник не понимает, что украл еду у детей? Какая же черная душа у этого человека.
Одетый в военную форму Корчак расправляет плечи и кричит, как заправский польский майор:
– Я доложу начальству о вашем бесчестном поступке!
Но немецкий охранник непробиваем, он лишь отмахивается:
– Ну давай, попробуй сходи в гестапо, если хочешь.
* * *
Выйти из гетто оказывается несложно, в конце концов, это район, а не тюрьма. И на следующий день с утра пораньше Корчак отправляется на тенистую улицу Шуха, в здание бывшего министерства религии и образования, куда переехало руководство гестапо. Сейчас по бокам центрального входа с ровными прямоугольными колоннами стоят красно-белые будки с вооруженной охраной.
Корчаку приходилось слышать об ужасах, творящихся в гестапо. Холодок страха не оставляет его, когда он дерзко проходит по двору четким военным шагом и его армейские ботинки звонко стучат по мраморным плитам. Он требует встречи с уполномоченным по делам гетто.
С ним обращаются вежливо, проводят в кабинет и оставляют ждать. На столе рядом с телефоном и лампой аккуратно расставлены в ряд документы. На вешалке висит офицерская фуражка с эмблемой из черепа и двух похожих на рога костей. Справа у стены Корчак видит застекленный книжный шкаф. Но тут же замечает, что вместо книг на полках разложены железные наручники, тупоконечные молотки и металлические кастеты.
Входит офицер гестапо в коричневой форме. Корчак использует все свое красноречие и официальным, но весьма категоричным тоном объясняет, что конфискованный картофель нужно немедленно вернуть детям.
Читать дальше