Юлия Верба - Троеточие… [litres]

– А так! Что все добренькие, а Людка, вон, больше года, как рабыня. И что – зазря?

– Всё! – Людка поднялась. – Чай и пирог. И пирог с собой. Каждой. Потому что дети их есть больше не хотят.

Нила посмотрела на дочь, на пироги, на батарею из перевернутых банок и бутылей и вздохнула:

– Мам, можешь Паве портвейна купить? Я денег дам. Я бы осталась с ночевкой до завтрашнего вечера. Все равно жара стоит, и Пава ворчит, что ему со мной душно в кровати…

Нила встанет в рассветных сумерках, поправит на Людке простыню и шепнет:

– Поспи, доченька.

Пойдет варить сладкую манную кашу внучкам и Ксене, намажет хлеб маслом и порежет ломти на кубики размером в один кусь. Поднимет тихонько Юлю и Лесю на завтрак, а сама возьмет мисочку и пойдет на огород нарвать свежатины – клубники, чтоб хоть немного помочь загнанной дочери.

Девочки услышат даже не треск, а громкий, звонкий и протяжный крик.

– Б-ля-я-я-я! – сопрано выдаст Нила. Она со своим центром веса, с тяжелым животом и с отекшими слоновьими ногами уйдет в землю. А точнее – в канализационный люк, заросший усами клубники. Подгнившие старые доски вокруг садового крана, которые легко выдерживали и тощую Людку, и девчонок, пискнут и провалятся. Нила пролетит в холодную глубину водосборного колодца и чудом удержится стопой на повороте прогнившей водопроводной трубы. От ее крика и перепуганных воплей девочек проснется Людка, вылетит в ночнушке на огород и увидит картину: ее мама стоит, уйдя почти по пояс под землю одной ногой, вторая же лежит в идеальном полушпагате в примятой клубнике в кровавых потеках то ли от щепок, то ли от раздавленных ягод.

– Мамочка! – завопила Люда.

– Ну, – улыбнулась Нилка, – меня возьмут в Большой театр? Похожа на умирающего лебедя? – Она грациозно взмахнет руками и посунется вперед: – Как думаешь, у меня есть шансы?

– Быстро в дом! – скомандует Люда насмерть перепуганным дочкам. – И не выходить!

– Мама, мамочка, ты как? – засуетится она.

Людка попробует заглянуть. В колодец Нила провалилась, закрыв все отверстие животом.

– Ты висишь? – спросила.

– Нет, слава богу, под ногой труба какая-то, а то порвалась бы уже пополам к ядреной матери, – кряхтя, отзовется Нила.

– Что делать? – Людка подхватит Нилу под мышки и потянет назад. Несмотря на всю заработанную силу с уходом за Ксеней, столько у нее не окажется. Нила вскрикнет от боли.

– Ай! Доча! Не тяни, пожалуйста, пупок развяжется, совсем подорвешься.

– Мама, что делать, мне рычага не хватает! – Людка металась вокруг ямы. – Давай я тебе веревку вокруг виноградного столба – потянешься?

Не дождавшись ответа, она уже срезала бельевую веревку и делала для Нилы узел на конце. – Ты тянешься вперед, я пытаюсь тебя под попу толкнуть, чтобы ты животом легла на край, а там ногу вытащим, и перекатишься.

Нила, побагровев, тянула себя, Людка, упираясь, толкала снизу.

– Так, Людка, иди за гусарами и шампанским!

– Мам, ты чего?

– Беги, говорю, к ларьку за мужиками, водки им купи. Давай быстрее, шпагат уже сильно давит. – Нила бодро улыбалась, но по бледному лицу и дикому тремору в руках было видно, как ей больно и страшно. – Давай уже! Как я!

– В смысле? – Людка в ступоре посмотрела на Нилу.

– Ну, одна нога здесь – другая там!

Не закрыв калитку, Люда пробежала с километр до ближайшего киоска и, падая в ноги, уговорила пару местных алкашей помочь спасти женщину.

В калитку они втроем ввалились под арию из оперетты «Мистер Икс»: Нила, которая ушла еще чуть глубже – труба медленно гнулась под ее весом, – распевала, подмигивая вышедшим внучкам: – «У-уста-а-ал я греться у чу-ужого огн-яя! Ну где же сее-рдцее, что полюбит меня-я-я-я!»! Нашлись! Девки! Фить обратно в дом!

Двое мужиков, обливаясь по́том, взрывая ботинками грядки и матерясь, с трудом выдернули Нилу и усадили на землю, на край колодца.

Она облизала прокушенную губу:

– Надо выпить за тесное знакомство. Но раздельно.

Она еще час медленно будет переползать на колени, пока, подтягивая растянутую по грядке ногу, не сможет встать.

На руках проступят гигантские кровоподтеки в тех местах, где ее, ухватив крепко, тянули мужики.

– Ну все… Пава, бедный, с ума сойдет, – хихикнула Нила, снимая ледяной компресс с ноги. – Ушла с ночевкой, пришла вся подранная и в раскоряку. Скажу: мужик годный на Чубаевке случился. Да что ты рыдаешь? Ну выжила же. Вон, расхожусь понемножку. Ты, главное, там досок настели, чтоб никто из детей не упал. Там метров пять – костей не соберешь.