Юлия Верба - Троеточие… [litres]

– И что, только теория?

– Почему? И практика.

Про практику Толика в яхт-клубе ходили страшилки для молодых. Вместо прогулок под парусами и периодических гонок все, кто пришли к нему в команду, попадали в мясорубку – работали не только в сезон навигации, а круглый год, с третьего января. Чистили, шкурили, драили, изучали теорию, а в сезон – с мая, с 6 часов утра «Алмаз» был на тренировке. Когда в сентябре закрывали официальную навигацию и выход под парусом в открытое море в погранзоне был запрещен, они отрабатывали работу со спинакером в акватории яхт-клуба на пятачке шириной максимум 95 м. Его шестерка, 12 метров длиной и весом в семь тонн, крутилась, как балерина в фуэте. Лавировка – оверштаг – «спинакер вира» – 14 метров лета от ватерлинии в небо – «спинакер майна» – лавировка. И так десятки раз подряд до восьми утра. Потом всем в «вышку» на Дидрихсона: экипажу – на первую пару, капитану – на кафедру преподом. Каждый день с мая по октябрь. Хотя нет – летом была вторая вечерняя тренировка.

Так истово, на износ, не тренировался никто. Это было красивым хобби, удовольствием, бодрящими соревнованиями и клубом единомышленников-фанатов. Но для Тоси прогулки без победы были пустой тратой жизни. Гонщик обязан быть первым. Во всем. Везде. Тогда ты и в море выиграешь. В таком режиме выживали единицы, оставшиеся заражались его одержимостью.

На кубке, который привезет Верба, красовались гравировки с годом и названием яхты чемпиона.

– А мы? – спросили юные победители, запивая шампанским из алюминиевых кружек наполеон капитанской жены. – А мы где сделаем гравировку? Давайте сверху – тут еще место есть!

– Это еще что за жлобство? – хмыкнул Верба. – Вы считаете, нас там без гравировки не запомнили? Лучше думайте, как в следующем году выиграть. Фактора неожиданности больше не будет.

Пока Тося «ходил в моря», Люда отбывала второй срок на Чубаевке. Они снова на лето под напором Ксени уехали в дом.

– Господи, за что мне все это? – закатывала глаза Люда, слыша очередные разборки одуревших от жары и безделья детей.

– А можно, мы лучше будем обливаться из шланга?

– Нельзя! Самый солнцепек – все листья погорят к чертовой матери!

– Мама – ворона! Ворона! Сорока! Больная!

К ним на участок действительно шлепнулась сорока с подбитым крылом.

– Давайте ей дадим ложку! Она сможет ее унести?!

– Ага. И оторвать серьги из ушей, – угрюмо отозвалась Люда. – В нашем зоопарке только сороки не хватало. Кыш отсюда все!

Женя, приехавшая навестить внучек и отдохнуть на свежем воздухе вместе с Нилой, театрально поднимала брови:

– В смысле вам скучно? Как может быть скучно на даче?! Вы что-то сильно балованные. Вот мы только одно лето были в доме с садом. И это было самое счастливое в моем детстве. Меня с дерева согнать нельзя было. Вон их у вас сколько! Идите, лазьте!

Люда покосилась на откормленную, медлительную Юлю и тощую, как прутик, Лесю:

– Ба, ну ты чему учишь, деревья – не наш вариант.

– Госсподи, – закатила глаза Женя, – рогатку сделайте и стреляйте целыми днями!

– Мы не умеем! – радостно отрапортовала Юля.

– Ну так камнями кидайтесь! Вон мишень на заборе нарисуйте и кидайте. Как из лесу! Что из вас вырастет?!

Нила улыбалась, глядя на маму:

– Мам, ну не все женщины у нас такие меткие, как ты. Это ты стрелять любила. И не только стрелять…

Женя огрызнулась:

– Не любила, а умела. И очень мне это по жизни пригодилось. И вам бы тоже не помешало. И спать тогда одной не страшно.

– Да я вроде привыкла, – отозвалась Люда. – Только тоска смертная. Я тут света белого не вижу, и все время в этом саду кто-то что-то жрет – то скворцы, то гусеницы, то еще какая-то напасть. Но, конечно, на воздухе.

– Кстати, о напасти, – Женя затянулась беломором и понизила голос: – Она уже на тебя завещание оформила?

– Нет. Пенсия на продукты и коммуналку за дом и двести рублей зарплаты за уход.

– Вот коза жадная!

– А что мне ее завещание?

– А то! Что родня Панкова ближе, и останешься ты, дура, с сорванной спиной и без гроша за все старания!

– Значит, так и будет! Она не пишет, потому что Сашку ждет.

– Что?! До сих пор?

– До сих пор. У нее в шкафу в комнате целый бар – коньяки всякие редкие, коллекционные, она для него насобирала. На встречу.

– Это же надо, такая умная и такая наивная…

– Ма, прекрати, – отозвалась Нила, – ну в самом деле… Ну что, мы ее без денег не смотрели бы? Родная же кровь? Сестра твоя. Ну как можно?