Юлия Верба - Троеточие… [litres]

– Ну не вышло… вся в отца, – философски отметила она.

А Люда в это время заклеивала пятна сырости на обоях в детской Юлиными рисунками. Из крупноформатных оказалась только неудачная версия стенгазеты с рукой-голубем на фоне земного шара. Юля негодовала – что за странный вкус? Зачем крепить на стену плохой рисунок, когда полный альбом красивых. Но мама ее не слушала. К рукоголубю в компанию пошли страницы из большого отрывного календаря с котиками. Сюжет получался зловещий – пять хищников взяли в плотное кольцо символ мира, зато пятна были больше не видны.

Юля и Леся знали – у них есть шанс жить в новой чудесной квартире вместе с Нилой и Женей. Но надо молчать. Вторым условием стали бесконечные уборки. За этот год они убрали свою комнату на полжизни вперед – каждый день подметать, вытирать пыль, складывать игрушки. Юля быстро сообразила, что вещи можно прятать под подушку и в стол – там гости не смотрят, а время на самое ненавистное занятие на свете сокращается в разы.

Квартиру смотрели, но Молдаванка с полутемной кухней и очень уж далекий новый дом энтузиазма у смотрящих не вызывали.

Чудо случилось почти полтора года спустя. Коммуна на Таирова на две семьи. Обе – военнослужащих. У одной – три комнаты, у второй – две. Общую кухню два капитана поделить не смогли, и когда в третий раз за месяц перешли в рукопашную, жены поставили ультиматум. Военные – люди дисциплинированные, и приказ от старших по дому исполнили быстро в первый же заход на черную биржу. 3 + 2 = 5 устраивало всех.

Теперь у Люды появилась новая задача – собрать вещи трех поколений так, чтобы опять никто не догадался до самого отъезда.

Каждый вечер они с Нилой, Женей и Тосей перебирали и паковали коробки и тюки.

– Зачем нам кримплен?

– Ты хочешь выбросить два метра нового кримплена?! – Женя, прищурившись, смотрела на внучку. – Серьезно? Может, еще японский шелк трофейный на мусорку отнесем?!

Толик молча паковал книги. Всю огромную библиотеку, которую они с помощью Нилиных связей и собственных подписок насобирали за двадцать лет.

Через день разборы полок, альбомов и чемоданов превратились в литературные вечера.

– А что это за письма? – спрашивала Юля, вынимая сверток толщиной с большую советскую энциклопедию.

– Дай сюда! – Нила расплылась в улыбке. – Это моя дочечка мне писала с Дальнего Востока, о, и мои ответы все тут!

Нила выдернула наугад, как купюру из пачки, конверт и развернула тетрадный листок. Люда оставила альбом и присела рядом. Женя Косько со вздохом пошла ставить чайник, а через час, когда мама и дочь, хихикая и вытирая слезы, дочитывали двадцатое письмо, мадам Косько не выдержала:

– Так, изба-читальня! Мы за год с такими темпами не соберемся. Выбрасываем?

– Нет! – хором закричали Нила и Люда.

Пришла очередь фотоальбомов. Кожаных, бархатных, с тиснением и без. С прорезями и клеевыми уголками.

– Мам, ну кто все эти люди? Это же какие-то друзья Ксени неизвестные. Ну зачем он нам?

– Там Ксюха везде есть – что, хочешь свою благодетельницу выкинуть?! Ой, Лидка с Николенькой – я эту фотографию даже не видела, – потянулась Женя. – Жалко, Нестора ни одной карточки нет почему-то.

– А сколько ж вас было?

Женя, прикурила очередной беломор и откинулась на стуле. Этой домашней заготовкой можно было сразу занудить и разогнать обеих любопытных правнучек.

– У мамы было шесть душ детей: Лида – ровесница века, Нестор – тысяча девятьсот второго года рождения, Аня – пятого года, я – седьмого, Котя и Ксе…

– А почему тетя голая? – Леся вытащила из-под фотографии в альбоме, другую, чуть меньше, с кокетливой девушкой, слегка прикрытой простыней и мощным начесом на голове.

Женя брезгливо разорвала фото:

– Это Тамара, бывшая Сашкина жена, прости господи. Развели невесть что. Зачем Ксюха это хранила? Там и смотреть нечего – ни рожи, ни кожи! Как она Сашку-то захомутала?!

– А чего она без майки? – не унималась Лесенька.

– Жарко было, – отрезала Женя. – Ты летом тоже без майки ходишь!

– Мы что, вообще ничего выбрасывать не будем? – сокрушенно спросила Люда и, посмотрев на молчащих Женю и Нилу, ответила: – Я все поняла. Не будем. И что? Даже ЭТО оставим? – Она держала двумя пальцами за завязку маленький бархатный кисет.

– А это что? – близоруко прищурилась Нила.

Люда эффектным движением растянула завязки и высыпала на стол пригоршню пожелтевших молочных зубов.

– И чьи это?

– Ксюхины, наверно, – наклонившись и осмотрев артефакты, невозмутимо сказала Женя, – или Сашки ее.